Главная
Издатель
Редакционный совет
Общественный совет
Редакция
О газете
Новости
О нас пишут
Свежий номер
Материалы номера
Архив номеров
Авторы
Лауреаты
Портреты поэтов
TV "Поэтоград"
Книжная серия
Гостевая книга
Контакты
Магазин

Материалы номера № 32 (133), 2014 г.



Андрей ГРЯЗОВ
Многоночие Жизни Моей…

 

Многоночие

Не давай мне поблажек
опомниться,
Нашу память ломать
и паять,
Не давай на странице
бессонницы
Ни стиха, ни строки
поменять.
Не давай мне возможностей
ножницы,
Нить к тебе откромсать,
нить тебя…
Не давай мне залога
заложницы
Ни тебе, ни тебя
потерять…
Вместо будь, За и Для,
Но и прочее;
Несмотря, Ненагля…
дней и дней…
Многоночие.
               Многострочие.
                               Многоточие
                                                  Жизни
                                                                Моей…



*   *   *

Горит костер. И в нем горят доспехи
Древесных и языческих богов.
Серьезно и потешно зам. потехи
Молчанье ковыряют из зубов.
В такую ночь, и ни княжны, ни лодки!..
Иду купать, как будто в старом сне,
В туманной, ежевичной русской водке
Пропахших прошлым, огненных коней.
И в небо тянет лунная подкова.
И хмуро смотрят облака-быки.
И угасают, не сказав ни слова,
Божественного дара языки.



красное и черное

Я шел к тебе за тридевять земель
Где ты жила без сорока одежек,
И все желанья сщученых емель
Плескались рыбкой синею под кожей.
Кому отдашь свой вопиющий глас,
В турне пустыном, где ты идиш водишь?
О чем пылаешь черной нефтью глаз
И губы красные
            малевичем обводишь.



сверхновая

В кармане сада черная дыра.
Звезды падучей след, или костра.
И ты моя залетная сестра,
Щелчком луну гасившая, как бра…
Я рядом сяду и с волос стряхну
Застывший пепел и дерев труху.
Жучка и первобытный ночи страх
И чью-то ласку в жестких волосах.
Я разбужу, и мы пойдем с тобой
Туда, где Чингачгук и Зверобой
Заваривают чай из чабреца
И ждут звезды сверхнового гонца.
Раскуривают мир в своей трубе…
Но я не расскажу им о тебе.



*   *   *

Зови меня по имени — когда
Ворвутся в Киев призраки Чапая,
Кипит во мне не кровушка — вода,
В какой-то мир высокий выкипая.
Зови меня собачей кличкой — где
Я просто жил едиными хлебами,
Припав к ослепшей солнечной воде
Сухими от неверия губами.



*   *   *

Отдаю за молитву саксонца,
Отдаю на твоем языке,
Чтобы щелкнуло зимнее солнце
В щелке неба, в кровавом зрачке.
Чтобы вечность солдатской портянкой
Прикрывала пушок облаков
И касалась ветровой морзянкой
В кровель сбитых, тугих позвонков.
Чтобы утро тянуло на север,
Чистой нотой промытый июль,
И крестил троеперстием клевер
Стаи старых, отпущенных пуль.



*   *   *

Февраль не сторож февралю,
На месяц вешают в петлю
Свой высокостный мозг,
А март снимает капюшон,
Пьет из подснежников крюшон
И гладит сизый нос.
А я шатаюсь без пальто,
За что купил, продал за что?
Не важно, тает снег.
И я еще к тебе вернусь,
В духовке ждет хрустальный гусь.
И наш медовый век.



*   *   *

Вертикальная остановка.
Скороходные сапоги.
И летает по миру винтовка
И стреляет влюбленным в мозги.
Потому по весне и находят,
И не ясно, — чужие, свои?
Непонятные жизни отходы
От непонятой в спешке любви.
Потому и себя я доныне
Нахожу среди мух или блях…
В хенде-хоховском магазине,
В секонд-хаховских соц.сетях.



Книга

В книге жизни — заложницы — души,
Мы живем и не знаем о чем
Каждый день, как отчетик текущий,
Заливаем ночным сургучом.
Как в непонятой метаморфозе
На кирилицу дышащих жил,
Меж страничек, как крыльев стрекозьих,


Кто-то душу мою заложил.
Для какого-то миропрядка…
Ну, а выпал, глядишь, из нее,
На странице другая закладка
Будет верить в значенье свое.
А бывает предчувствие мига,
Словно крылья скользнут по лицу…
Улетит опустевшая книга
Без ненужных закладок к Отцу.



*   *   *

Скажи ему по самое скажи.
Чтоб в наковальню стукнул молоточек.
И степлером осенние дожди,
Чечеткой прошивали толщу ночи.
Я знаю, здесь напросится пробел,
Не потому, что рифма — полукровка,
А потому что между наших тел.
Вползет зачем-то божия коровка.
Взгляни в нее, по самое взгляни,
Ты знаешь, как растет стихотворенье?
По линии петляющей жизни,
Из точки слуха в многоточье зренья.



ага

я долго искал страну и город на карте,
но, нет, не нашел и думал, не спеша —
что жизнь — это дерзкий,
            страстный рывок на старте,
а после долгий с одышкой бег, или шаг…
и самое главное, смысл —
            вот вынь, да выложь
пока твою кровь сжигает максимализм,
а с возрастом,
ты не хочешь к отметке — финиш…
даже готов признать
            за фальстарт свою жизнь…



покуда

куда идешь? ответишь ты: "покуда
со дна земли взмывает в небо ил,
а Бог свое летающее чудо
до пяток человечьих опустил.
пока зима. пока ее прорабы
от сметы к свету час переведут
и не пропустят даже снежной бабы
и на "любовь-морковь" их разведут.
пока морозко мастером надгробий,
ловцом над каждом выдохом души
слагает эпитафии в сугробе
из курьих лапок, лавра и лапши.



негоднее время

врач рассказывает пациенту
                        о поэзии и прозе,
тот грустно слушает и думает "бля…"
а за окном забирает надоевшую
                        зиму и увозит
в жутких розочках катафалк февраля.
каждый из нас хочет,
вздыхает о чем-то неизменном,
реже о небесном и чаще — земном.
а врач встает и одевается,
            закончилась его смена,
он будет с теплом вспоминать о больном.



Сон

Я бегу от кого-то, а, может, я сплю.
Словно бритва опасна граница.
Только крикнуть успел из вагона: "люблю",
Как разбилась почтовая птица.
И ответ на стекле — только перья и кровь.
Дождевая прилипшая пленка…
Нелегальную ищет таможник любовь,
А сосед доедает цыпленка.
Хохот чей-то и ругань, и визги, и плач…
Саблезубо мелькают деревья…
Просыпаюсь. А рядом — казненный палач.
В темноте — гильотиною двери.



*   *   *

город перевернулся вверх дном.
я слетаю с вертикали тратуара,
и, падая, думаю об одном:
как там снега Килиманджаро?
я вспоминаю "лю" и в ответ пощечина,
я вспоминаю "ю", ты хлопаешь дверью,
и сразу душа полностью обесточена,
и в каждой ноге по севшей батарее.
а где-то слева летят слоны и зубры,
летящей собаке кто-то кричит: "домой!"
а я вспоминаю твои выбитые
            передние зубы,
в поединке на стороне любимого,
            против себя самой.
я лечу и думаю о гравитации,
и почему-то о теореме Ферма.
и рядом справа летит папарацци,
пытаясь с неба снять рукавчик Днепра.
ветер меня кружит и сверху вижу голую
девушку, и мысль почему-то — модель…
а между распахнутых ног —
                        безумье веселое
дует в свирель.
и мне почему-то думается, —
            это еще не конец,
знаю теперь, на самом деле,
            что для меня дорого…
опускаюсь, как лист, среди разбитых сердец,
на обратную сторону
            зевнувшего зверя-города.



Утро

Я на скале с улыбкой горца.
Мигает море сотней век.
В одной руке родится солнце,
В другой — счастливый человек.



Яндекс.Метрика Top.Mail.Ru