Материалы номера № 20 (172), 2015 г.

Я думаю, что Лермонтов верил в такую слиянность двух душ, что они могут за тысячи километров чувствовать, что происходит с другим человеком. Весть-марафонец еще не пришла, а тонко чувствующий человек уже в курсе этой новости. Он даже не предвидит ее, он — ЗНАЕТ. У Лермонтова было, по-видимому, очень легкое отношение к смерти, свойственное глубоким и пытливым натурам. Вспомним, как весело он стрелял в воздух на своих дуэлях. По-видимому, такая душевная дальнозоркость и пренебрежение к смерти пришли к поэту не сразу, а по мере быстрого взросления. Дети, рано оставшиеся без родителей, как-то необыкновенно быстро взрослеют. Раньше они могли "отдохнуть" за широкими спинами своих родителей, закрыться от тревог, побыть до полного взросления ведомыми. А теперь ушла последняя кровная защита (другие родственники — не в счет!), и они остались голыми и одинокими перед могущественными происками природы. В Лермонтове была какая-то безудержность глубокой мысли — и он, безусловно, ИГРАЛ своей жизнью в русскую рулетку случая.
Та, которая увидела его мертвым в своем сне, не ужаснулась и не упала в обморок, как это делали тогда женщины. Ничего об этом в стихотворении "Сон" не говорится.  Думаю,  Лермонтова часто посещали мысли о тождестве сна и смерти. Наверное, эта женщина, которая увидела его во сне, была бы ему хорошей парой. Она хорошо чувствовала его своей душой. Лермонтов, видимо, полагал, что смерть — это одна из разновидностей сна. Так зачем же бояться ее человеку? Одна из нашумевших пьес испанского драматурга Кальдерона называлась "Жизнь есть сон". Лермонтов был близок к тому, чтобы объявить сон связующей нитью между жизнью и смертью.
В отличие от своего великого современника Пушкина, "певца империи и свободы", Михаил Лермонтов, на мой взгляд — чистой воды романтик. И это не удивительно, романтизм в начале XIX века доминирует в Европе. Новалис, Шатобриан, Гофман, Гельдерлин, Гейне, Лермонтов — имя русского поэта будет совсем не чужеродным в этом списке. Но, вместе с тем, Лермонтов — еще и визионер, и это качество роднит его с такими поэтами, как Эдгар По и Жерар де Нерваль. Безусловно, "Сон" — не единственное сбывшееся предсказание поэта. Еще в 1830 году Лермонтов написал стихотворение "Предсказание" ("Настанет год, / России черный год, / Когда царей корона упадет…"). Мне сегодня кажется, что и стихотворение "Смерть поэта" — тоже своего рода пророчество — о собственной судьбе Лермонтова. Царское государство травило его намного серьезнее, нежели Пушкина!

Что же касается стихотворения "Сон", его и сегодня, спусти без малого два столетия, невозможно читать без внутреннего содрогания. Поэт, еще живой, описывает от первого лица свою гибель, которую он представляет как погружение в сон. Сейчас много говорят о том, что на самом деле Лермонтова убил якобы вовсе не Мартынов, а это будто бы была шальная пуля, залетевшая с вражеской стороны. Но какая нам, собственно, разница, господа документалисты? Пуля, убившая Михаила Лермонтова, вылетела из его собственного стихотворения. А вина Мартынова, если она и была, невелика. Не случайно он ведь у нас так и не стал, в контексте метаистории, вторым Дантесом. А больше всего огорчает меня в гибели Лермонтова реакция на нее царя Николая I. Мне очень стыдно за русского царя.
Интересно, успела ли прочесть эти стихи та, о которой пишет в этом стихотворении Лермонтов, что она одна не разделила веселья своих подруг? "Друг друга отражают зеркала" — так можно словами Георгия Иванова охарактеризовать сон во сне из одноименного стихотворения  Михаила Лермонтова. Но больше всего поражает в стихотворении "Сон" отсутствие ощущения реальности происходящего, как высшая реальность.
Будто бы то, что происходит на странице стихотворения, давным-давно уже записано на скрижалях вечности. Несомненно, Лермонтов был фаталист, и не случайно одна из глав "Героя нашего времени" носит именно такое название. Несомненно также и то, что большинство произведений Лермонтова имеют ярко выраженный автобиографический характер. Мне кажется, фатализм Лермонтова к концу жизни обрел очертания равновесия между жизнью и смертью; такое ощущение, что он уже смотрел на свою судьбу откуда-то сверху, "как души смотрят с высоты на ими брошенное тело" (Тютчев). Невыдуманностью картины своей смерти поэт как будто прощается с ранним романтизмом своего творчества. Но нет! Стихотворение "Сон" — это тоже своего рода романтизм, только, наверное,  это уже "черный романтизм",  который в Лермонтове опередил своего родоначальника Густава Майринка на целое столетие! Можно, и не без оснований, рассматривать "Сон" и как предтечу русской метаметафоры второй половины ХХ века. А вот еще один пример "двойного" зрения Лермонтова — с земли на небо и с неба на землю. "В небесах торжественно и чудно!/ Спит земля в сияньи голубом…/"  Несомненно, здесь тоже мы видим зачатки метаметафоризма, именно так, как его трактует Константин Кедров.
Это только мое личное мнение, но я убежден, что в последние годы поэт фактически уже ничем не был привязан к жизни и часто этой жизнью весело рисковал. Родителей он потерял в детстве, любимая женщина была насильно, помимо своей воли, отдана замуж за другого. Именно она, Варвара Лопухина (Бахметева), и была, скорее всего — нет, не адресатом "Сна", а его непосредственной участницей. Ибо что такое любовь как не взаимопроникновение душ? В стихотворении "Сон" любви как таковой нет, есть только странная взаимосвязь мужчины и женщины, которые чувствуют друг друга на расстоянии. Кроются ли за этим бессмертные чувства? Или это уже воспоминание, сила которого способна "перебить" даже суровую реальность повседневности? Мы этого уже никогда не узнаем. В стихотворении великого поэта правды ровно столько, сколько мы хотим услышать. К детской и юношеской недолюбленности поэта как человека постоянно примешивалась прижизненная недооцененность богатства его духовного мира, в том числе и женщинами, которых он любил. Одинокий поэт был вынужден носить маску, чтобы не показывать свои душевные раны. Поэтому, в сущности, "Маскарад" —  драма всей его жизни. Весь пресловутый "демонизм" Лермонтова — не более чем обреченная покинутость большого ребенка. Он знал такие бездны одиночества, что мог смело живописать их от имени своего Демона.
Много спорят о том, стал ли бы Лермонтов по масштабу вторым Пушкиным, если бы ему посчастливилось задержаться на белом свете чуть подольше. Честно? Не знаю. Зато я убежден: поэзия невольно оттеснила на второй план в жизни Лермонтова живопись. Возможно, как художник, в узком смысле слова, он ничуть не уступал по масштабу таланта писателю. Вообще, конечно, великого человека творит, прежде всего, глубина мысли и разнообразие дарований. Лермонтов "приглушил" в себе художника, иначе, возможно, мы бы увидели в его лице русского Уильяма Блейка, одинаково великого как в поэзии, так и в живописи. Предпосылки для этого были, и немалые.
Лермонтов не только нарисовал картину собственной гибели в стихотворении "Сон", но и примерно в то же время написал свое духовное завещание — стихотворение "Выхожу один я на дорогу". Значит, и в самом деле поэт был уверен, что жизнь его не окажется длинной. Талант Михаила Юрьевича Лермонтова был так велик, что благодарные потомки давно простили ему некоторые неприятные для окружающих особенности характера. А Владимир Ленин, который, собственно, и реализовал лермонтовское пророчество о падении царизма, даже поставил поэта выше Пушкина.

Поразительно! Поэт, слывший великим честолюбцем, не захотел себе никаких других памятников, кроме вечной жизни полусна-полуяви. Если мы не находим в анналах русский поэзии аналога духовным исканиям поэта — значит, перед нами действительно герой-одиночка, выдающаяся личность, которой в нашем искусстве до него еще не было.