Образ Льва Николаевича Толстого связан не только с литературой, но и с Россией, с ее идентификационным кодом. Поэтому в бумажных и электронных СМИ фигура графа постоянно возникает в разных контекстах. Хотя частотность упоминания его имени бывает разной; пик интереса к классику, естественно, приходится на круглые даты. Последней такой заметной датой стало 100‑летие со дня кончины писателя. Знакомясь с публикациями 2010 года, мы можем сказать, что это событие осталось без широкого освящения в прессе.
Да, в 2010 году, объявленном ЮНЕСКО Годом Льва Толстого, в Российской Федерации и по всему миру прошли конференции, семинары, встречи, посвященные великому писателю. Были выпущены новые книги, литературоведческие и биографические исследования, появились новые фильмы, поставлены спектакли. И все-таки должного размаха в мероприятиях не было, они проходили без участия первых лиц государства и не имели высокого статуса. Видимо, поэтому телевидение освящало события юбилейного года слабо и ничем особенным не отметилось.
Анализ юбилейных публикаций в СМИ показывает, что стоящие близко к властным структурам издания ограничились дежурными фразами о величии Толстого в области литературы и практически не касались его мировоззрения в контексте сегодняшнего дня. Значительным информационным поводом стал выход книги писателя Павла Басинского "Лев Толстой: бегство из рая" (1), которая получила премию "Большая книга". О ней писали многие издания, в том числе и официальные. "Российская газета", например. Независимые издания, имеющие более широкое поле для маневра, пытались анализировать причину недовольства Толстым внутри властных элит и значение его для наших современников.
Из статусных фигур в мероприятиях в связи со 100‑летием со дня смерти писателя принял участие только губернатор Липецкой области Олег Королев. Он прибыл в Астапово, где открыл здание отреставрированного вокзала. Вокзал восстанавливался по чертежам и фотографиям конца XIX века на средства входящего в холдинг РЖД его регионального подразделения — управления Юго-восточной железной дороги. Общая сумма спонсорских расходов составила 86 млн. рублей.
В своем выступлении Олег Королев, говоря о значении Толстого, отметил влияние выдающихся личностей на переломные события в истории. В такое время, по словам главы региона, человечеству требуется опора в виде "не писанного, а душою признанного гения", сообщает сайт "Gorod.ru" (22.11.2010).
Источник приводит оценку губернатором отлучения писателя от православной Церкви: "…тем самым классик становился еще ближе к Богу". Интересно, что в церемонии открытия исторического памятника должен был принять участие ответственный секретарь Патриаршего совета по культуре, наместник московского Сретенского монастыря о. Тихон (Шевкунов), но он не приехал. Несмотря на то, что руководство РПЦ МП нацеливает своих топ-менеджеров на работу с властными элитами, на участие в церковно-государственных церемониях.
Из других статусных фигур, засвеченных в связи с круглой датой, можно назвать бывшего премьер-министра Сергея Степашина. Он обратился с письмом к патриарху Кириллу, которое было опубликовано в "Российской газете" (18.11.2010). В послании известный политический деятель спрашивает патриарха о возможности публичного проявления в той или иной форме чувств сострадания со стороны Церкви к великому писателю в канун скорбной даты. "Принимая во внимание особую чувствительность этой темы, а также невозможность для Русской Православной Церкви пересмотреть решение об отлучении Льва Толстого от Церкви, просил бы Вас, Ваше Святейшество, проявить сегодня к этому сомневающемуся человеку то сострадание, на которое способна именно Церковь. Тем более что в свое время Лев Толстой, как известно, все же находился на пути в Оптину пустынь", — говорит он.
Патриарх уклонился от прямого ответа и поручил его архимандриту Тихону (Шевкунову). Топ-менеджеры РПЦ МП, а также обычные спикеры, доносившие позицию официоза до широких масс, вроде о. Всеволода Чаплина, на этот раз хранили полное молчание. Слова же о. Тихона прозвучали в пользу сложившегося внутрицерковного мнения. Шевкунов (ответ опубликован в том же номере "Российской газеты") повторяет слова о величии писательского дара Толстого и клеймит его учение и деяния: "Еще когда Л. Н. Толстому было 27 лет, он вынашивал идею создания новой веры, о чем свидетельствуют его дневники той поры. А в преклонных годах, почувствовав, что близок к этой цели, писатель создает небольшую секту своих почитателей и пишет “Евангелие от Толстого”. Главным объектом нападок Л. Н. Толстого становится Православная Церковь. Его высказывания и поступки, направленные против нее, были ужасающи для православного сознания. Более того, деятельность Л. Н. Толстого в последние десятилетия его жизни, к сожалению, была поистине разрушительна для России, которую он любил. Она принесла несчастье народу, которому он так хотел служить".
"Великие подвижники Русской Православной Церкви — праведный Иоанн Кронштадтский, святитель Феофан Затворник и многие другие — с горечью признавали, что великий талант графа Толстого целенаправленно употреблен им на разрушение духовных и общественных устоев России".
"Церковь с огромным сочувствием относилась к духовной судьбе писателя. Ни до, ни после его смерти никаких “анафем и проклятий”, как утверждали 100 лет назад и утверждают сегодня недобросовестные историки и публицисты, на него произнесено не было. Православные люди по-прежнему почитают великий художественный талант Л. Н. Толстого, но по-прежнему не приемлют его антихристианских идей".
"Шевкунов позволяет молиться о Толстом “в сердце” — хотя о сердце люди, которые, как Шевкунов, считают Толстого соучастником русской революции, знают еще меньше, чем об истории, и вместо сердца у них чернильница и сейф с партбилетами", — комментирует эпистолу о. Тихона интернет-издание "Грани. Ру" (23.11.2010).
Проблемы анафемы и духовных исканий Толстого стали, наверное, самыми обсуждаемыми в СМИ. И мы вернемся к ним чуть позже.
Сейчас же немного остановимся на вопросах, связанных с игнорированием властных структур 100‑летия со дня кончины писателя.
В "Независимой газете" (НГ-Религии, 18.11.2010) Владимир Можегов пишет: "Живи Толстой сегодня, и за свои резкие выпады против Церкви, призывы к упразднению государства и мысли о безнравственности всякого патриотизма он вполне мог бы заработать уголовную статью за “экстремизм” и “разжигание”".
По мысли автора, само имя Толстого для нас больше чем символ. Если была у России всемирная миссия, то исполнила ее не империя и не Церковь, а великая русская литература. Толстой и Достоевский — два ее могучих крыла, лететь на одном у русской птицы-тройки вряд ли получится.
Игумен Иннокентий (Павлов) (Портал "Кредо", 13.12.2010) замечает: "Толстой — это сейчас как раз та фигура, о которой и в незримом присутствии которой врать действительно стыдно, даже нынешней российской власти. Но главное, Толстой, причем именно тот, каким он себя сознавал в последние три самых значительных десятилетия своей жизни, вошел и еще долго будет находиться в медийном (печатном и сетевом) пространстве того культурного слоя, для которого и его вера, и его требовательное “Не могу молчать!” будут сохранять свою актуальность".
В контексте нашего разговора стоит привести ряд высказываний бывшего вице-премьера Правительства РФ, экс-главы Госкомимущества России, писателя и бизнесмена Альфреда Коха. Он утверждает: "Толстой был анархистом, стихийным последователем князя Кропоткина, которого я довольно подробно изучал и чье понимание государства и роли человека, в общем, разделяю". Размышляя об антипатриотизме Толстого, Альфред Кох говорит: "Я ничего не имею против патриотизма как такового. С прагматических позиций мне понятно, почему государство постоянно заботится о том, чтобы граждане были патриотами. Но мне непонятно, как это вписывается в христианство".
Говоря о последнем президенте СССР, Кох замечает: "Думаю, что Горбачев сознательно не был последователем Толстого, но стихийно он действительно христианин. Христиане все немножко анархисты, по большому счету". (Портал "Кредо", 25.11.2010).
На просвещенческую парадигму Толстого обращают внимание немногие публицисты. Среди них — литератор Валентин Никитин. Он пишет, "что еще в возрасте 15 лет Толстой заменил нательный крестик медальоном с портретом французского вольнодумца Жан-Жака Руссо. В возрасте 27 лет записал в дневнике, что чувствует себя способным посвятить всю жизнь “основанию новой религии, очищенной от веры и таинственности, религии практической, не обещающей будущее блаженство, но дающей блаженство на земле”" (Портал "Кредо", 15.12.2010).
Никитин приводит слова Бунина: "Для Толстого не осталось в годы его высшей мудрости не только ни града, ни отечества, но даже мира; осталось одно: Бог; осталось “освобождение”, уход, возврат к Богу, растворение — снова растворение — в Нем".
По приведенным высказываниям видно, что Бог Толстого близок Богу-Отцу эпохи Просвещения. Просвещение, если вспомнить поэзию, живопись, литературу того времени, не знало Бога-Сына и обращалось к первому лицу Святой Троицы, которое все устраивает на подобии архитектора. Можно сказать, что рациональный подход в области трансцендентного роднит Толстого с Ломоносовым. Никитин не делает подобного вывода, но он напрашивается.
Об этом говорит в некоторой витиеватой манере и обозреватель радио "Свобода" Яков Кротов. На сайте "Грани.ру" (23.11.2010) он пишет: "Толстой рвался к Богу как к Личности и мучился от того, что Бог открывался ему лишь как абсолютно безличное, как цельный кусок той безличности, которая в человеке содержится разрозненно и неполно. Только в том ли дело, что Бог не дал Толстому того опыта, который есть у каждого, хочется верить, новообращенного христианина? А может быть, дело в другом: Толстой как личность немножко необычного масштаба существо и критерии личности у него другие. От Бога Толстой требовал не доказательства Его доброты или красоты, а доказательства того, что Он, Бог, — личность. Чуда требовал!".
Размышляя об антиклерикализме Толстого, игумен Иннокентий (Павлов), которого мы уже цитировали выше, отмечает (Портал "Кредо", 13.12.2010), что Толстой воевал отнюдь не с Церковью и двигался в общеевропейском русле. Фактически, писатель повторял многие секулярные идеи европейского Просвещения. "Окажись тогда Россия в общем потоке европейской жизни, не имел бы конфликт Толстого с историческим христианством (а не с православной Церковью исключительно) политической остроты. Да и последовавшие уже в ХХ в., понятно, что независимо от Толстого, атаки на Российскую Церковь не были бы для нее столь разрушительными", — замечает Павлов.
В разговоре о Толстом СМИ касались не только европейского Просвещения, но и просвещения американского, для которого большую роль играл вопрос свободы совести. О свободе совести в современной России шла речь на круглом столе, организованном газетой "Moscow News", точнее, англоязычной ее редакцией. В ходе дискуссии писатель, драматург и режиссер, основатель Театра.doc Михаил Угаров высказал мысль, что Толстой писал тексты, которые сегодняшнее законодательство вполне могло бы отнести к категории "религиозного экстремизма". И такие поползновения уже были. Первый случай — заключение экспертов от 15 июля 2009 г. по гражданскому делу № 3–35/08 по заявлению прокурора Ростовской области о ликвидации местной религиозной организации Свидетелей Иеговы в Таганроге. В заключении частным случаем экстремизма было признано использование в журнале "Пробудитесь!" от 22 февраля 2000 г. высказываний, формирующих "негативное отношение к Русской Православной Церкви". "Одно из них, — пишут эксперты, — является цитатой из Льва Толстого, противника Русского Православия: “Я убедился, что учение [Русской православной] церкви есть теоретически коварная и вредная ложь, практически же собрание самых грубых суеверий и колдовства, скрывающее совершенно весь смысл христианского учения”. А 17 марта 2010 г. в Кировском районном суде Екатеринбурга, высказываясь по делу о листовках "Обращение к милиции" за подписью Эдуарда Лимонова и Захара Прилепина, эксперт Павел Суслонов заявил: "У читателей этой листовки создается ощущение, что власть неизбежно будет использовать милицию в противоправных целях, отдавая ей преступные приказы. (…) Эдуард Лимонов, как талантливый литератор, безусловно, знает об аналогичной листовке, написанной больше чем сто лет назад. Я ее показываю: Лев Толстой, “Предисловие к “Солдатской памятке” и “Офицерской памятке”. Эта листовка направлена к солдатам, фельдфебелям и офицерскому составу. По правде говоря, Толстой здесь использует гораздо более жесткую лексику, в этой листовке, хотя мы сейчас ее и не рассматриваем на предмет наличия в ней признаков экстремизма. Здесь содержатся прямые призывы к разжиганию межрелигиозной розни, направленные против православной церкви. Но это к делу сейчас не относится, это я в качестве примера" (Портал "Кредо", 29.11.2010).
Толстой, как известно, интересовался Америкой и хотел до нее доехать. Он помогал тем, кто в поисках религиозной свободы устремлялся за океан. В частности, духоборам (2). Американский космос стоит на уважении прав религиозных меньшинств, и в этом смысле он гораздо ближе Толстому, чем русское устроение религиозной жизни.
Порожденное Толстым новое религиозное движение — толстовство — существовало в США. В СССР оно жестко подавлялось. По жесткости примерно так, как катакомбное христианство. Эту жестокость можно объяснить тем, что власть отдавала себе отчет в широкой социальной базе толстовства. Сегодня, когда идеи равенства и братства, опороченные реальным социализмом, отошли в сторону, перестали искушать миллионы, толстовство не имеет реальной возможности широко распространиться. Но еще недавно это было не так.
Отсюда и репрессии. Только один пример. В 1950‑е годы в Севастопольском районе Крыма существовала группа толстовцев, всего около 20 человек, все мужчины. Руководил ими истопник Пётр. "6–7 человек отрастили длинные бороды. В беседах проповедуют непротивление злу, неслужение в армии, братство. На последнем своем собрании сами себя ругали за то, что плохо ведут работу среди населения".
В 1957 году трех толстовцев, а это половина группы, посадили. Сроки — от 6 до 25 лет. Но группа продолжила свою деятельность (3).
Итак, поддержка новых религиозных движений сблизила писателя с Америкой, и при обсуждении творческого наследия Толстого идея свободы совести постоянно входит в поле общественного сознания.
Толерантностью и "американизмом" Толстого можно объяснить и его отношение к исламу. Сергей Маркус, приводя высказывание классика: "прошу считать меня магометанином", говорит, что в Крыму он познал не только героику и трагизм войны, но и нравы крымских татар, коренного исламского населения края. В то же время мусульманин Маркус признает: "Писатель не принял ислам открыто и ясно, не имел мусульманской практики. Нельзя забывать, что одновременно с поиском правды об Иисусе, признанием себя “добрым магометанином”, он в не меньшей степени был восхищен Буддой и Конфуцием. И вел интенсивную переписку с ревнителями разных духовных традиций, к примеру, с Махатмой Ганди, включал их тексты в знаменитый рекомендательный список чтения на каждый день". Русская женщина, вышедшая замуж за мусульманина, Елена Ефимовна Векилова, писала Толстому, что ее сыновья желают принять ислам, и спрашивала совета, как быть. Он отвечал: “Что касается до самого предпочтения магометанства православию…, я могу только всей душой сочувствовать такому переходу. Как ни странно это сказать, для меня, ставящего выше христианские идеалы и христианское учение в его истинном смысле, для меня не может быть никакого сомнения в том, что магометанство по своим внешним формам стоит несравненно выше церковного православия. Так что, если человеку поставлено только два выбора: держаться церковного православия или магометанства, то для всякого разумного человека не может быть сомнения в выборе и всякий предпочтет магометанство с признанием одного догмата, единого Бога и Его Пророка вместо того сложного и непонятного в богословии — Троицы, искупления, таинств, святых и их изображений и сложных богослужений… Ясная Поляна, 15 марта 1909 г.” (4).
В СМИ 2010 года значительное число публикаций посвящено отношению Церкви к Толстому.
Так, тему отлучения писателя от Церкви подробно разбирает "Ежедневный журнал" (27.10.2010): "Синодальный документ был ошибкой. Он отрицательно сказался на взаимоотношениях церкви и культуры, способствовал отходу от церковной ограды многих мыслящих людей. Церковь отлучает только своих, в приложении к Толстому понятие “свой” не подходит. Да, формально он числился членом господствующей конфессии, как числилось большинство верноподданных граждан Империи. Но если придерживаться такого формального принципа, Синоду следовало отлучить миллионы. Он не побоялся сделать архаический, фундаменталистский жест по отношению к великому писателю, и ничего не сделал с теми, кто действительно готовил кровавое месиво революции".
В своем интервью газете "Кифа" (№ 14 (120)) известный миссионер священник Георгий Кочетков напоминает о неоднозначности взаимоотношений великого писателя с церковью: "Важно помнить, куда он поехал перед смертью. Он же поехал не к своим товарищам, ученикам, последователям, а в Оптину пустынь, да еще заехал в Шамординский монастырь, где была его сестра. Он покинул Ясную Поляну, читая “Братьев Карамазовых”. Он позвал оптинского старца и ждал его, и только ближайшее окружение не допустило этой встречи. Эти подробности, действительно важные для духовной судьбы человека, часто забываются людьми. Нужно сказать, что и сегодня многие характеры в церкви опознаются по отношению к таким людям, как Толстой. Одни готовы лишь анафематствовать и жечь еретиков, а другие начинают разбираться. И приходят к выводу, что мы не должны ни в коем случае вмешиваться в Суд Божий. Господь — последний Судия! Мы должны дать свободу Богу действовать, а Толстой дал для этого повод: к 1910 году он действительно сильно изменился. Он не то, что совсем готов был принять всю церковную жизнь — он знал недостатки церкви, а она знала недостатки его, — но он не настаивал на тех позициях, которые проявил в 1901 г. Важно и то, что проект, подготовленный Победоносцевым для Синода, был смягчен самим Синодом уже тогда, в 1901 году".
В силу сложившихся обстоятельств любая публичная молитва о Толстом может вызвать ощутимое недовольство. Писателя легко осудить, заклеймив его еретические взгляды. Но Церковь стоит на праведниках, молящихся за весь мир. Толстой, при всем негативе своих религиозных воззрений, принес немало добрых плодов своим читателям. И на это по-христиански следует ответить благодарностью. По канонам Церкви, за Толстого можно публично молиться как за отлученного от причастия. По сообщению информагентства "Благовест-инфо" (22.11.2010), 20 ноября в одной из московских библиотек такая молитва прозвучала. Литераторы, общественные деятели, ученые помолились об упокоении души Льва Николаевича Толстого.
