Главная
Издатель
Редакционный совет
Общественный совет
Редакция
О газете
Новости
О нас пишут
Свежий номер
Материалы номера
Архив номеров
Авторы
Лауреаты
Портреты поэтов
TV "Поэтоград"
Книжная серия
Гостевая книга
Контакты
Магазин

Материалы номера № 21 (226), 2016 г.



Альберт БАБАЕВ
СОН
(фантастический рассказ)

Я сильно болею. Жена и врачи делают все, чтобы выходить меня. Но я все еще плохо себя чувствую, поэтому моя благоверная не спускает с меня глаз. Да и возраст мой, скажу вам, не тот, когда можно строить планы на будущее, когда приходится, как женщинам, скрывать его. Однако чтобы быть до конца откровенным, следует признать, что по моим расчетам я прожил больше, чем мне положено, и к тому же прожил долгую и счастливую жизнь, но об этом знаем только мы вдвоем: Господь да я.
– Ты спишь? – спрашивает жена.
– Ну да!.. – отвечаю.
– Тогда почему разговариваешь?
– Это я во сне…
– Ну, ну! – говорит она, водит плечами и тоже ложится спать.
Я поворачиваюсь на другой бок и лежу не шелохнувшись. Взгляд мой невольно скользит по часам на моей прикроватной тумбочке. Часы с ярко светящимся большим циферблатом показывают пять утра. Но тут что-то со мной происходит, я чувствую, как силы покидают меня, и я лечу в тартарары…
"Неужели Господь вспомнил обо мне и надумал призвать к себе? – думаю я в блаженном неведении. – Вот какова она тайна смерти, которую  никто еще на земле не познал и поныне!.."
Нависшая зловещая тишина отвлекает жену ото сна. Она интуитивно трогает мою руку, потом поворачивается ко мне, прикасается губами к моему остывшему уже лубу и в ужасе вскакивает с кровати. Я лежу на спине без каких-либо признаков жизни и чувствую, что уже преставился, а на кровати лежит мое бездыханное тело, над которым витаю я, то есть мой дух.
Жена стоит без движения и глядит на меня широко распахнутыми от страха глазами. Делать что-либо или говорить она не может, потому как ее онемевшее от ужаса тело непослушно, а слова застряли в горле.
Мне жаль ее, но помочь ей ничем не могу – я ведь дух. Придя в себя, она тут же выскакивает на лестничную площадку и кричит во весь голос:
– Люди добрые, помогите!.. Муж помер!..
Я стою в дверях и слышу, как у одних соседей выдвигаются засовы в железных дверях, у других – щелкают замки, и спросонок люди начинают высовываться наружу. Когда доходит до них суть происходящего, они окружают мою жену и со страхом в глазах смотрят на нее. Все стараются проявить заботу и внимание по отношению к ней, но зайти в мою квартиру и глянуть на меня никак не решаются.
"В милицию надобно сообщить", – говорят одни.
"Скорую" вызывай", – предлагают другие.
Но ни милиция, ни "Скорая" не заставляют себя ждать. Вскоре в моей квартире собирается много народу. Люди суетятся, бегают за носилками, громко говорят меж собой. Жена моя стоит в углу и тихо плачет. Я в это время безмолвно парю в комнате, испытывая при этом легкость и безмятежность своего состояния. Вижу,  как мое тело кладут на носилки и несут к машине.
Машина плавно трогается с места, а через какое-то время она останавливается возле продолговатого мрачного здания. Я внимательно слежу за происходящим.
На громкий стук водителя в широкие двери помещения высовываются головы с заспанными лицами сначала одного санитара, а затем и другого.
– Принимайте подарочек, бездельники! – кричит им он.
– Что-о-о?..
– Нечего хлопать ушами! – сердится шофер. – Принимайте старикашку!
– Чего это ты, Петро, нам спать не даешь? – зевая во весь рот, спрашивает первый санитар.
– Твоему пассажиру не мешало бы и утра дождаться, – вторит коллеге второй санитар, разглядывая мое тело. – Куда ему торопиться-то? Утро еще не наступило…
– Нечего тебе, умнику, лясы точить… Это для тебя оно не наступило, а для клиента в самый раз. Так что давай, пошевеливай своими толстущими ягодицами и разгружай вместе со своим другом, мордоворотом, машину. Правда, клиент давно уже молью точенный, но ничего, сойдет. Чтобы заработать на горячительные напитки с закуской, – говорит им Петро, – вам следует изрядно потрудиться над ним.
То бишь надо мной.
Затем он помогает санитарам снять с машины носилки с моим телом и занести в помещение.
Когда "Скорая" уезжает, уже рассвело. Я чувствую зловещий дух морга и догадываюсь, куда меня привезли. Я вхожу в помещение следом за санитарами.
– Куда бы, Флор, положить его? – на ходу спрашивает товарища первый санитар.
– Ей-богу не знаю, Кузьма! Может быть, оставим его здесь, в тамбуре, до прихода врача? – отвечает тот.
– Нет, Флор, здесь нельзя. Патологоанатом рассердится.
– Ну и пусть себе сердится. Ты же знаешь, все "гостиничные номера" со вчерашнего дня заняты постояльцами.
Кузьма имеет в виду холодильные камеры морга, догадываюсь я.
Он выглядит чуть старше Флора, и в отличие от своего напарника, высок ростом и худощав, в то время как Флор не блещет стройной фигурой – колобок, только и всего.
В конце концов, решают оставить носилки в тамбуре, а сами уходят в свою комнату, чтобы вновь оказаться в объятиях Морфея.
Я остаюсь наедине с собой. Дух мой витает внутри этого мрачного заведения, ни на чем не задерживая внимание. Потом мне все это надоедает, и я начинаю разглядывать лежащее на столе изрядно распотрошенное тело молодого человека. Конечно же, эта картина не для слабонервных людей. Если кто видел тушу заколотого кабана в стадии потрошения, когда каждый орган раскладывают в отдельную посуду, он легко может представить себе то, что творится на столе патологоанатома. Потом взгляд мой останавливается на стене, в которой, как я догадываюсь, находятся холодильные камеры, в которых не нашлось места для меня, и снова возвращается к трупу молодого человека.
Вдруг легкий толчок в бок выводит меня из оцепенения. Это
чей-то дух дает о себе знать, думаю я и не ошибаюсь.
– Что, любуешься мной? – спрашивает он и показывает на стол, где лежит труп. – Это мое тело!
– Тут любоваться-то не на что, – отвечаю я.
– Да!.. – сокрушается мой собеседник. – Было время и было на кого любоваться. Теперь ты прав – любоваться-то не на что!
От меня, брат, осталось только то, что видишь. Негусто, не правда ли?
Тут я охотно соглашаюсь с ним. Затем он представляется:
– Жорик, – говорит он.
Я тоже называюсь. Завязывается знакомство.
– Чем в миру занимался, Жорик? – спрашиваю.
Тот мнется, не решается говорить. Потом все-таки признается:
– Жил, как хотел, ничем не гнушался. Из моих полных сорока лет, половину провел в местах лишения свободы. Грабил, воровал, одним словом, вел беспутный образ жизни, за что и поплатился – убили.
– Как же там, на небесах, посмотрят на твой "послужной список?.." Тебе не страшно?..
– Как посмотрят, так и посмотрят, – грубо бросает он. – Тут ничего не попишешь. Мертвых, как говорится, назад не носят.
Тут нашу беседу прерывает шум открываемых дверей, и в морг входит патологоанатом городской больницы Левицкий. Явился он на работу к девяти утра и был во хмелю, предварительно приняв на грудь изрядную дозу спиртного. Накануне днем отгулял он с родными и близкими восемнадцатилетний юбилей любимой дочери. Не успевает он облачиться в рабочий халат, как санитары вкатывают к нему носилки с моим телом.
– Принимай работу, Семёныч! – говорит, улыбаясь, Кузьма. – Утром привезли. Свеженький. С пылу, с жару, так сказать!
– Затолкай его в камеру, – застегивая пуговицы халата, велит тот. – Пусть малость притомится ожиданием.
– Нет свободных номеров, – продолжая балагурить, сетует санитар.
– Тогда переложите его на стол, я займусь им.
– На кой черт он тебе сдался, Семёныч. Старый же… – говорит Флор. – А с этим что делать?
Флор показывает пальцем на тело Жорика.
– Закидай все на место и зашей живот.
– Может, стопочкой спирта побалуешь нас, Семёныч? – просит Кузьма. – С радостью выпьем за твою именинницу!
Левицкому деваться некуда, и он идет в лабораторию за спиртом. После нескольких рюмок выпитого спиртного с санитарами, он садится за стол и пишет на нас с Жориком свое заключение. А Флор в это время одной рукой зашивает живот Жорику, другой же с аппетитом уплетает пирожки с капустой, принесенных Левицким на работу.
– Глянь-ка, Семёныч, у него большой палец на ноге шевелится! – с ужасом в глазах завопил Кузьма, показывая на мою ногу.
– Ну и что же? – с явным безразличием сказал изрядно захмелевший Левицкий. – У всех нас они шевелятся…
Так в трудах и заботах проходит в морге день. Жорик незаметно исчезает из моего поля зрения, я же просачиваюсь сквозь окно и лечу над больничным двором. Пролетая над своим домом, вижу свою жену на балконе – она вся в трауре. Машу ей рукой, но она этого не видит. На какое-то мгновение зависаю над морской бухтой, а затем воспаряю ввысь, испытывая при этом блаженство и умиротворение. Я лечу в широкой трубе, подхваченный воздушным потоком, не испытывая при этом ни малейшего страха.
После недолгого, как мне кажется, пути, я останавливаюсь  перед широкими и высокими вратами необычайной красоты. Они прозрачны и обрамлены ореолом, который вызывает во мне чувство умиротворения.
Ворота стоят без ограды, только незримая черта проходит по их краям в небесное пространство. Перед воротами пусто, и кроме меня там никого больше нет.
За воротами проглядывается чудесный сад, там люди мирно беседуют меж собой, смеются, и, похоже, беспредельно счастливы.
Кругом тишь да гладь, да божья благодать.
Я собираюсь двинуться к воротам, но они тотчас же отворяются, и из них выходит старец с длинной седой бородой. Его голова обрамлена таким же ореолом, как и ворота. Он подходит ко мне, нежно улыбается и говорит:
– Я – Архангел Михаил! Ты же стоишь перед вратами Рая, но пришел к нам не в свой час.
Затем кладет руку мне на голову и продолжает:
– Тебе надобно сначала пройти Чистилище, – и пальцем показывает туда, куда следует мне идти.
После этих слов Старец скрывается за ворота, а я безропотно выполняю его указание.
Подхожу к зданию, над воротами которого написано светящимися буквами: "ЧИСТИЛИЩЕ".
– Вот это да!.. – удивляюсь я. – Я-то думал…
– И думать тут нечего, – прерывает меня знакомый голос. – Тут без тебя давно все придумано. За нас, если хочешь знать, думают силы небесные.
Я оборачиваюсь и вижу улыбающегося Жорика. От радости он хочет схватить меня в охапку, по-дружески обнять и даже поцеловать, но я стараюсь увернуться от него. Но потом сам лезу к нему в объятия, потому как воспитание мое не позволяет мне обижать человека: ведь он делает это от чистого сердца…
– Тут и до Рая недалеко, – говорит Жорик, продолжая пребывать в состоянии душевного подъема.
– Как сказать… – сомневаюсь я в его словах и показываю на Чистилище. – Все зависит от того, что написано в Книге.
– В какой еще книге?! – спрашивает тот.
– В их Книге, какой же еще! – отвечаю.
– Одно меня интересует, – говорит Жорик, – по какие стороны баррикад мы с тобой окажемся.
– То есть?.. – тут уже я не понимаю его.
– Кого-то из нас отправят в Рай, а кому меньше повезет – в Ад, – поясняет он. – Но я точно знаю: назад пути нет!
После краткого пояснения Жорика ворота отворяются, и мы с ним входим внутрь Чистилища.
Перед нами предстает огромная арена, больше похожая на Колизей в Риме. Внизу, среди многоярусных трибун, где расположились белокрылые ангелы, возвышается еще одна небольшая трибуна, на которой восседают глубокие старцы – высшие архангельские лики. К ним-то идут люди, а затем уходят туда, куда велят им лики.
– "Кто они?" – слышу внутренний голос Жорика.
Я хочу сказать, что сам их вижу впервые, но меня опережает некий таинственный голос: "Это семь Небесных Архангелов: Гавриил, Рафаил, Уриил, Салафиил, Иегудиил и Варахиил. А тот, что посреди них, – сам Архангел Михаил – вождь Небесных сил", – поясняет тот. Среди ликов я вижу того самого старца, который выходил ко мне из Райских Врат.
Получив нужные сведения об архангелах, мы с Жориком удивленно переглядываемся.
Не успеваем мы поделиться впечатлениями, как нас приглашают к архангелам.
Архистратиг Михаил берет в руки Книгу и начинает листать ее. Затем он обращается к другим архангелам и что-то говорит им, те же кивают ему в знак согласия. После этого Михаил, глядя на Жорика, спрашивает:
– Тебя-то кто сюда звал?
– Я не знаю! Позвали  – вот и пришел, – отвечает тот.
Жорик смотрит на Архангела Михаила и удивляется. Ему не понять, на чем все-таки держится душа этого худосочного старца.
Наконец очередь доходит и до меня.
"Тебе направо, в Святилище Господне", – слышу я в подсознании чей-то твердый голос.
"А моему попутчику куда? – также мысленно интересуюсь я. – Ему куда прикажете?"
"Не думай о нем. И его пристроим", – слышу я все тот же голос…
Покинув Чистилище, я тут же оказываюсь в прекрасном саду.
Такой красоты видеть мне еще никогда не доводилось. Гуляя по нему, я вижу огромное здание с надписью над входом: "Святилище Господне".
 "Сюда-то мне и надо", – радуюсь я и иду к вратам Святилища.
Святилище Господне ничем не привлекает мое внимание, если только своими размерами, и походит на длинный и широкий тоннель, освещенный райским светом, который проникает в здание сквозь прозрачные стены и кровлю.
Внутри Святилища полно народу: мужчины и женщины с детьми и без них, старики и старухи, молодые люди и девушки молча двигаются по кругу. Они ненадолго задерживаются возле небольшого возвышения и снова возобновляют шествие.
Я тоже подхожу к этому месту и тотчас же замираю от страха.
Перед иконостасом сидит Иисус Христос и осеняет каждого крестным знамением. Когда подходит моя очередь, он проводит рукой над моей головой и говорит мне:
– Ты, раб Божий, чист перед Господом и дорога твоя прямо в Рай.
Я счастлив от общения с Сыном Божьим и пытаюсь выразить ему свою благодарность, но не нахожу нужных слов.
– Ну, проходи, проходи, чего стал. Не задерживай других, – говорит Христос и показывает, куда следует мне идти.
Выйдя из Святилища, я оглядываюсь вокруг, раздумывая, куда бы мне пойти. Не придумав ничего лучшего, я ложусь на траву и расслабляюсь.
"Как хорошо здесь! – продолжая радоваться, думаю я. – Даже лучше, чем говорится в Библии! Господи, неужели есть в небесах еще другие места, не похожие на эти?"
"Конечно, есть, – слышу мягкий ангельский голос. – Можешь сам легко в этом убедиться".
Вдруг какая-то сила подхватывает меня и уносит в просторы Вселенной. Не успеваю я и глазом моргнуть, как оказываюсь на необитаемой малогабаритной планете, которую обхожу вдоль и поперек слишком быстро. Кремнистая потрескавшаяся земля, кустарниковые заросли, пожелтевшая колючая трава, огромная лужа, заросшая камышом. И ни одной души, только лишь стрекотание неизвестных насекомых. Меня охватывает тоска, я сажусь на землю и задумываюсь над тем, почему я здесь и как отсюда выбраться…
И вдруг вскакиваю на ноги. Вижу чью-то голову. Она далеко от меня, но в то же время можно рукой дотянуться до нее. И вот уже вслед за головой появляется туловище… "Вроде человеческая душа", – думаю я и не ошибаюсь. Она подходит ко мне, улыбается и протягивает мне руку для пожатия. И тут я узнаю душу  Жорика. Того самого Жорика, которого выдворили из Чистилища за его неблаговидные дела на Земле. Я с ним не хочу здороваться. Принципиально. Но теперь, выходит, мы с ним вдвоем на одной планете. Что же мне делать? Как отнестись к нему? Конечно же, он подонок, по нему, сукиному сыну, орясина дубовая плачет, но все-таки такая же душа, как и моя! Единственная душа со мной рядом на этой планете.
Какое-то время мы молчим. Затем он улыбается, подобно скунсу, съевшего шмеля, а лицо его напоминает лицо дьявола из библейских сказаний старой книги "Потерянный рай" с иллюстрациями Доре.
Его протянутая ко мне рука дрожит, делает какие-то движения вперед и назад… Я всматриваюсь в его глаза и читаю в них страх, что не пожму ему руку.
И мне становится неловко. Я пожимаю его мягкую, отвратительно потную ладонь.
Теперь он снова улыбается, хотя испытывает ко мне самые неприязненные чувства.
– Здорово, друг! – трясет он мою руку, будто мы с ним давние друзья. – Видишь, мы снова встретились! Как ты сюда попал?
– Не знаю. Должно быть, как и ты.
– Нам следовало бы возвратиться на Землю, как ты думаешь? – спрашивает Жорик.
– Неплохо бы, – отвечаю я уклончиво. – Но как?
– Со мной не пропадешь. Только держись за меня. Мы ведь друзья?
Ну, что я могу ему ответить? Что я с подонками не вожусь. Вот так взять и плюнуть ему в лицо? С какой стати?
А Жорик смотрит на меня и ждет ответа…
– Да еще какие?! – льщу ему, а про себя думаю: таких людей, как ты не было, не будет, и не надо.
– Так, может, выпьем по такому поводу?
Откажусь – обидится.
– Давай выпьем, – не возражаю я.
– Тогда наливай, – говорит Жорик.
– А что наливать-то? У меня ничего нет.
– А ты говорил "выпьем"!
– Не я так говорил, а ты.
– Ну, хорошо, хорошо, не стоит ссориться из-за пустяков, – примирительно предлагает он. – Ты знаешь, как я тебя люблю?! Дай я тебя поцелую.
Я больше не могу сопротивляться. Утратил всю волю. Чувствую, как к моим губам прикасаются его липкие слюнявые губы. Дыхание его такое же гнилостное, как и он сам. И, пересиливая себя, отвечаю ему поцелуем, после чего меня тут же тянет к рвоте. Я делаю глотательное движение.
Жорик подозрительно смотрит на меня.
– Ты что?
– Ничего. Во рту пересохло.
Тут я не выдерживаю и бегу от него. Он – за мной.
– Стой! – кричит. – Дай еще поцелую…
Отстав от меня, Жорик останавливается и устало опускается на старый пень передохнуть…
После того, как я преставился, проходит три земных дня, кажущихся здесь целой вечностью. Видятся мне собственные похороны. Ноет старческое сердце, оно к самому горлу подкатывается. Что делать? "Господи, – говорю я, уязвленный до глубины души, – чем я согрешил против Тебя, благословенный, отчего Ты не даешь мне покоя? Что для Тебя мне еще сделать?"
Тут Господь слышит меня и отправляет мою душу на место.
Но как мне быть дальше, когда гроб принесли, принарядили и уложили меня в него и поставили на топчан. Наконец пришел и священник, гроб подняли и с плачем и песнопением понесли на кладбище.
Среди рыданий и церковных песнопений я различаю веселый голос Жорика. Я знаю, что надо мной совершен уже обряд отпевания и меня несут на кладбище. Хочется мне крикнуть: "Не хороните меня!" – но не могу, потому как я мертв.
"Ах, хоть бы мне вдруг ожить!" – твержу я про себя. – Но как оживешь, когда уже засыпают землею? Сначала падают на гроб горсти земли, затем кидают ее лопатами. У меня замирает сердце, мне нечем дышать, и я задыхаюсь. И вот все уходят, покинув меня одного в могиле. Я прислушиваюсь к гробовой тишине. Вдруг до меня доносится топот ног: это Жорик отплясывает вокруг моей могилы.
– Подох!.. Подох!.. – кричит он сверху.
Я хочу ответить ему, но не могу.
"Ах, в какой час настигла меня смерть! – думаю я. – Хоть бы мне вдруг ожить!"
И тут меня прорвало. Я рванулся, хотел выскочить из могилы. И грохнулся с кровати на пол.
Продрав глаза, я продолжаю лежать на полу с открытым ртом и вытаращенными, как у безумца, глазами. При моем падении с кровати жена вскрикивает:
– Что с тобой, дорогой?
Но я не отвечаю ей и лежу на полу, словно в припадке безумия.
Сон настолько поразил меня, что происходящее вокруг кажется его продолжением.
Жена подбегает ко мне и с полными ужаса глазами повторяет свой вопрос:
– Что все-таки происходит с тобой? В полном ли ты здравии?
Придя в себя, я, наконец-таки, отвечаю:
– Я в своем уме, дорогая, не волнуйся. Просто мне сон приснился будто я умер, и меня похоронили. Жорик же – сукин сын, танцевал на моей могиле! Придя в бешенство, я попытался выскочить из нее и грохнулся на пол.
Жена с недоверием смотрит на меня. Я же поднимаюсь с пола и снова лезу в постель…
– Жорик, говоришь?.. – глубокомысленно повторяет за мной она и, обеспокоенная моим состоянием, тоже лезет в постель.

Геленджик,
август 2014 г.



Яндекс.Метрика Top.Mail.Ru