Главная
Издатель
Редакционный совет
Общественный совет
Редакция
О газете
Новости
О нас пишут
Свежий номер
Материалы номера
Архив номеров
Авторы
Лауреаты
Портреты поэтов
TV "Поэтоград"
Книжная серия
Гостевая книга
Контакты
Магазин

Материалы номера № 33 (238), 2016 г.



Нина КРАСНОВА
ПОЭТ ВОЗНЕСЕНСКИЙ В ЕДИНСТВЕННОМ ЭКЗЕМПЛЯРЕ
(Заметки о поэзии Андрея Вознесенского на примере книги "Casino “Россия”" и т. д.)

3.XI.1997



Масленица, блин!

Андрей Вознесенский — во всем бесподобен и неподражаем! В том числе и в использовании лексики высокого штиля и в лексике низкого штиля! И в использовании лексики низкого штиля (по Ломоносову), как и высокого, он достигает необычайных художественных высот!
Браво, Андрей Вознесенский! Браво! Бис!

Про "БЛИН", как Андрей Вознесенский обыграл в своих стихах слово "блин", я уже говорила. Там баловство, игра поэта проявляется через обыгрывание слова "блин" в разных ипостасях. Есть в этом стихотворении, в манере обыгрывания слова "блин", что-то такое от считалочки:

Ты — блин, я — блин…

Стихотворение звенит, как бубенцы, бубенчики "троек", как балалайка,  как колокол с колоколами и с красными праздничными звонами:

— Блин! Блин!
Полблина! Полблина!
Четверть блина!
На!

Моя матушка когда-то говорила мне, что в каждом селе колокола звонили на свой лад, на свой мотив. И у каждого мотива была своя "рыба", своя подтекстовка. Например, в Солотче, в самой главной церкви на все окрестности, в которой народу всегда было много, колокол звонил так:

Бы-ыллл да уше-о-лл,
Бы-ыллл да уше-о-лл,
Бы-ыллл да уше-о-лл,
Бы-ыллл да уше-о-лл…

(То есть колокол говорит: народ идет в эту церковь со всех сторон, молится здесь и уходит отсюда, и сюда идет новый народ, и он идет сюда в течение всего дня, и здесь все время много народу.)
В более удаленной от дороги церкви в селе Аграфенина пустынь, где народу было меньше, колокол звенит так:

Не то при-иидет, не то не-еет!
Не то при-иидет, не то не-еет!

(То есть колокол говорит: никто не знает, не то придет сюда народ, в эту церковь,  не то нет.)
А в маленькой деревянной церкви села Заборье колокол звонит:

К на-аамм!
К на-аамм!
К на-аамм!

(Колокол отчаянно зазыват всех в церковку и говорит: народ, иди сюда, в эту церковь, иди к нам, а то здесь совсем мало народу, совсем никого нет.)
У каждого колокола  свой характер и своя песня, своя мелодия.
Вот и в стихотворении Андрея Вознесенского колокол на Масленицу звонит на свой лад, на свой мотив, со своей подтекстовкой: блин, блин, блин!
Так и хочется воскликнуть! Ну блин! Как здорово обыграл Андрей Вознесенский слово "блин"! Нарисовал яркую, можно сказать — кустодиевскую — картину "Масленица" и озвучил ее! Картинка получилась яркая, веселая, праздничная: блины, как земные мини-солнышки, и катание на "тройках", и звон бубенцов, и звоны колоколов… Ну, блин,  здорово!
Стихотворение играет всеми красками, всеми звуками! Потому что душа у поэта играет! Потому что у поэта, если говорить солотчинским языком моей матушки, детство в жопе играет! Если у поэта не играет душа и если в нем детство не играет, то никогда не заиграют и его стихи. Они получатся вялыми, серыми, скучными, мертвыми… В них не будет поэзии.

3.XI.1997



Детство и детскость в поэте

Только тот поэт — настоящий поэт, в ком детство играет! И только до тех пор он поэт, пока оно в нем играет! И пока ему интересно играть в свою игру, в поэзию, как ребенку интересно играть в свои игрушки и в свои игры, серьезнее чего для него ничего нет.
Поэты — люди без возраста. Вечные дети. Есенин говорил: "Все мы порой — как дети…"
Если на поэтов и на их стихи взглянуть с этой стороны, тогда быстрее и лучше разберешься, кто поэт, а кто нет. И тогда видишь, что Андрей Вознесенский — истинный, настоящий поэт! А кто ругает его, не воспринимает его поэзию и считает ее несерьезной и заумной и непонятной, тот просто не поэт в душе и не ребенок в душе. Это люди, которые перестали быть детьми. А поэты должны всегда оставаться детьми.
Григорий Виеру говорит: в каждом взрослом есть ребенок, в каждом взрослом есть детство. Но нет, не в каждом. В ком-то — есть, а в ком-то — нет. И в ком нет детства, тех можно только пожалеть. Им можно только посочувствовать. Потому что им недоступны главные радости жизни.
Самые лучшие на свете люди и самые лучшие на свете поэты — это те, которые в любом возрасте остаются детьми, которые не убили в себе своего детства, не лишились своей первозданности, своей чистоты, своей наивности, своего особого, непосредственного восприятия мира.
Кстати, по этому поводу Андрей Вознесенский пишет:
Мы убиваем в себе детство.
А детство потом, мстя (нам за это), убивает нас.

3.XI.1997



"Аве раве"

Героиня поэмы Андрея Вознесенского "Аве раве" (прообраз Ники Турбиной) — девочка-вундеркинд, у которой взрослые дяди отняли детство, взвалив на ее хрупкие плечи непосильное для нее бремя взрослых проблем. Девочка, которая шагнула из пеленок сразу во взрослость, миновав стадию детства. Это обернулось для нее жизненной трагедией. То, чего ей не хватило в детстве, она пыталась найти в наркотиках, она хочет уйти от взрослой жизни в какую-то фантастическую жизнь, в сказку, с помощью наркотиков, с помощью галлюцинаций, с помощью снов, в какую-то иную реальность, в нереальность. И наркотики — грибы наркотиков — съедают ее сердце. Только в снах, только в галлюцинациях ей хорошо:

Как хорошо в твоих цветных снах! —

говорит ей поэт. Поэт приходит к выводу: люди без детства — люди, в которых нет детства, — обреченные люди, несчастные люди, погибшие, конченые, пропащие люди.
Девочка оказалась одинокой и в мире своих сверстников, и в мире взрослых. И никому не нужной. Все от нее отвернулись и отшатнулись. Все покинули ее.
Она с горечью говорит им:

Что же вы все от меня шарахаетесь?
Вы что, накурились?
Это же я, ваша мисс Рейв,
которую вы любили,
вводили в компьютер, хотели трахнуть.
Я люблю вас и улыбаюсь вам всем.

И в конце концов она бросилась из окна вниз головой, с пятого этажа, и разбилась. Правда, не до смерти. Но вся перекалечилась. Поэт сочувствует ей и обвиняет взрослых в том, что они сломали ей жизнь. Он считает, что это они кинули ее с пятого этажа, когда все оставили, все покинули, кинули ее. Глагол "кинули" несет в себе двойную нагрузку, двойной смысл.

Она чем-то напоминает мне "Девочку в автомате" Андрея Вознесенского. О которой он говорит: моя "девочка в автомате" плачет от обиды, она мерзнет в своих туфельках, "кутаясь в тонкое пальтецо", и у нее "все в слезах и в губной помаде перемазанное лицо". Девочку все кинули. И "ей сегодня идти одной вдоль по улице ледяной". И он испытывает к ней чувство сострадания. И к девочке из своей поэмы "Аве раве" — тоже.

Как вы, взрослые, ее кинули,
экзальтированные вурдалаки!
Детство отнявши у вундеркинда,
все виноваты –
кураторши-куры, и дозы дури,
дельцы, раскручивающие феномен,
и весь итог мировой культуры
в тебе виновен, в тебе виновен.

Поэт передает весь ужас ее положения! И свой ужас от того, что случилось! Вот она лежит на асфальте, разбившаяся об асфальт:

Разбившийся ангел с улыбкою кино?
демон, лежащий для монтажа?

Весь ужас случившегося поэт вкладывает в следующие строчки, в следующие слова, в которых слышится крик его души в момент кульминации ужаса:

Господи, как они тебя кинули
с пятого этажа!

У меня от этого крика и ужаса мурашки по спине бегут! А в душе стоят слезы. И этот крик потом звучит у меня в душе эхом, усиливающимся эхом, по степени градации:

Господи, как они тебя кинули
с пятого этажа!

Господи! Как здорово поэт выразил свою боль от случившегося, и свое сострадание к бедной девочке! Это все передалось мне, и я плакала в этом месте поэмы. До того мне было жалко ее. Она разбилась, правда, не на смерть. Попала в больницу. И тогда нашлись люди, которые принесли ей цветы и гостинцы. Как маленькой девочке. Поэт заглядывает к ней в палату:

Бутон на тумбочке. Мандарины.
Мы все виновны, не разглядевши
под взрослой куклою вундеркинда
сердечко детское.

Во всей мировой поэзии я не знаю ничего более трогательного, чем история этой девочки с загубленной жизнью, с загубленным детством, с загубленным сердечком.
У меня сердце сжимается, когда я читаю поэму Андрея Вознесенского про эту "малолетнюю русскую леди", у которой, как у маленькой куколки, вместо настоящего сердца бьется искусственное сердце, "подсаженное сердце".
У Ники Турбиной есть стихи про "сломанную куклу (я помню их, не заглядывая в ее раннюю, самую первую книжку стихов):

Я как сломанная кукла, —

писала она о себе в 8 лет. А в 20 лет эту куклу "кинули" с 5-го этажа (кинули обстоятельства жизни и люди, которые поиграли в нее и бросили ее).
И вот врачи хотят починить героиню поэмы Вознесенского, эту мисс Рейв, как сломанную куклу. Подключают к ее сердцу искусственное сердце.

На койке больничный твой рот
искусанный.
Но вдруг не поздно восстановленье
сердцебиения неискусственного
путем искусственного сердцебиенья?

Поздно, поздно. И поэт понимает это. Но хочет утешить девочку.
Заканчивается поэма стихами, в которых есть что-то от колыбельной песенки, с помощью которой поэт как бы убаюкивает "малолетнюю русскую леди", похожую на "инфанту Веласкеса", и как бы подбадривает ее. Колыбельная эта звучит над кроватью девочки, как реквием над ее гробиком, над ее могилой. Жуткая колыбельная песенка:

— Помнишь, девочку убили?
Во дворе меня родили.
И мальчишкой подменили
В городишке масти треф…

Аве, рейв, сердечко, фантик?
Где тебя я видел раньше?
Может, ты была инфантой
У Веласкеса, мисс Рейв?

Помнишь, девочку убили… Девочку убили… В девочке девочку убили… В девочке детство убили. В девочке девочку убили…
У меня сердце щемит, ноет и плачет, когда я читаю эту поэму, эти строки… Плачет и сжимается от жалости к маленькой "инфанте", к "маленькой русской леди", похожей на инфанту. И бьется со скоростью (или в ритме) 200-300 и 1000 ударов в минуту. Такое действие оказывает на меня поэзия Андрея Вознесенского. И не только здесь, а вообще.

3.XI.1997



Лиричнейший поэт эпохи

Кто-то говорит: Вознесенский — не эмоциональный, а рациональный, рассудочный поэт… головной формалист. У него все идет от головы…
А для меня Андрей Вознесенский — лиричнейший поэт нашего времени, не уступающий в этом своем качестве Сергею Есенину, и в чем-то превосходящий его. Лиричнейший и
пронзительнейший поэт! Эмоциональнейший! Обладающий невероятной "добавочной энергией" и страшной силой воздействия на читателя. Рядом с ним все поэты нашего времени (я говорю обобщенно) кажутся мне холодными рыбами. Такой, что и некого поставить рядом с ним.
"Кого можно поставить рядом с ним?" Не со Львом Толстым, а с Андреем Вознесенским? Спрашиваю я сама себя (как Ленин спрашивал Горького). И сама себе отвечаю: некого. Некого поставить из поэтов рядом с Андреем Вознесенским и на одну доску с ним.

3.XI.1997



Россия — казино

У детей — свои игры, у взрослых — свои. Вся жизнь — это игра. В которой кто-то выигрывает, а кто-то проигрывает. Иногда шулер выигрывает, а честный человек проигрывает. Иногда по очень большому счету, по крупному. Как Герман в "Пиковой Даме" Пушкина или Чайковского. Кто-то играет, как играют в карты, кто-то — как в шахматы, кто-то — как в рулетку… Кто-то в этой жизни делает ставку на любовь, кто-то — на свой талант художника, кто-то — на карьеру… кто-то — на богатство и славу… бросая на кон все, что у него есть, кто — деньги, кто — честь и совесть, кто — юность и молодость свою и престиж… кто-то — какие-то свои принципы, мечты, идеалы, и рискуя всем на свете. И далеко не у всех есть возможность отыграться. Кто-то продувается в пух и прах, остается на нуле. И уже больше никогда не поднимется. Се ля ви. Такова жизнь. И главное в этой игре — не потерять душу, не проиграть душу. Об этом, собственно говоря, новая поэма Андрея Вознесенского "Casino “Россия”". Тысячи людей проходили по площади Пушкина, тысячи людей видели "часть московского пейзажа" — памятник Пушкину, а на его фоне — кинотеатр "Россия", а рядом с ним — казино, "необъятную страну Россию", но никому в голову не пришло соединить все это в одну цепочку, в один образ и сравнить Россию — с казино, "необъятную страну Россию", "широкую страну родную" — с гигантским казино, где днем идет большая, непрекращающаяся игра не на жизнь, а на смерть и где у каждого человека есть шанс все обрести и все потерять. Это могло прийти в голову только настоящему поэту, гению такого склада, как Андрей Вознесенский! И это пришло в голову только ему. Образ Россия-казино Вознесенского — вмещающий в себя всю эпоху России постсоветского времени — теперь станет в нашей литературе и в нашей жизни таким же нарицательным образом, как "птица-тройка" Гоголя. "И кто тебя выдумал?" Казино "Россия" — и кто тебя выдумал?
В казино кипят страсти. Игроки играют. Все играют, и умные, и дураки, "глупые", и героиня поэмы Рута Руднева.

"Женщина играет" — "Женщиной играют".
"Жизнь твою решает рикошетик риска —

шарик — шарик — шарикшарикшарикшарикшарикша…"

На видеоме эта фраза закручивается или раскручивается рулеткой и начинается фразой "выпало быть рикшей" женщине.

Тащи, кати, женщина,
колесо Истории.

(Продолжение в следующем номере)



Яндекс.Метрика Top.Mail.Ru