Главная
Издатель
Редакционный совет
Общественный совет
Редакция
О газете
Новости
О нас пишут
Свежий номер
Материалы номера
Архив номеров
Авторы
Лауреаты
Портреты поэтов
TV "Поэтоград"
Книжная серия
Гостевая книга
Контакты
Магазин

Материалы номера № 46 (251), 2016 г.



Инна РЯХОВСКАЯ
РОДНАЯ РЕЧЬ

 



Инна Ряховская — поэт, выпускница филологического факультета МГУ имени М. В. Ломоносова. Автор многих книг и публикаций. Живет и работает в Москве.



Родная речь

Она еще не родилась,
Она и музыка и слово,
И потому всего живого
Ненарушаемая связь.
            О. Э. Мандельштам. Silentium

Войду в приоткрытые двери
из лета в осенний покой,
где темного меда отмерен
и розлит тягучий настой.

И силы творящей потоки,
как тайного знанья ключи,
пробьются и станут истоком,
где тускло и тяжко молчит

в немотстве застывшая почва,
где жажда спекает уста,
дорогой неторной на ощупь
ведет за верстою верста.

Еще не сложились созвучья,
из зыби не вышли слова,
но в русле, иссохшем, колючем,
мелодии катится вал.

Когда же на розовых крышах
рассветы осушат росу,
душа терпеливо отыщет
под спудом сокрытую суть.

Мой август, ворчун хлопотливый,
роняет плоды на траву.
Как солнцем прогретые сливы,
слова покатились в строфу.



*  *  *

В гомоне птичьих атак,
в сполохах вешних рассветов
и не заметишь ты, как
грянет короткое лето.

Вот налетает гроза,
все освежая озоном.
Как изумрудны глаза
острых стрекоз изумленных!

Так, когда моешь окно,
все проступает объемней.
Каждое ярче звено
в мира картине огромной.

Господи, что за напасть —
август промчался в горячке.
Осень. И вечная страсть —
долгая зимняя спячка.

Приз утешительной лжи
в сладкой облатке на случай.
Все лишь готовимся жить,
пестуя мудрость паучью.

Но накрывает волной
сердце тупая усталость.
Путь, что лежит за спиной,
больше того, что осталось.

Промельк и вспышка звезды,
жизнь — вдох и выдох мгновенный,
отсвет земной борозды
в гулких просторах Вселенной.




ГОЛОС

Как странно звучал этот голос —
На грани блаженства и муки.
Как готики стройная поросль,
Вскипали неистово звуки.

Откуда неясная схожесть
С душой моей? Нежный и страстный,
Напев потаенно-тревожный
О мире — проклятом, прекрасном.

Он пел о любви и бессмертье,
О встречах, разлуках, прощаньях.
И было распахнуто сердце
Для веры его обещаньям.

И в темном всевластии ночи,
В бездонных просторах эфира
Молитвою всех одиночеств
Звучала орфеева лира.

Под сводами музыки вечной,
В кружении лунных хоралов,
Казалось, к ногам моим Млечный
Путь брошен — и небо позвало…

Но неотвратимо итожа
Все, в чем я была виновата,
Мне совести счет непреложно
Предъявит последнюю плату.



*  *  *

Горела лампа на столе.
Круг абажуром был очерчен.
За окнами сгущался вечер,
мелькали тени на стекле.

Ты тихо за столом сидел,
читал, чему-то усмехался,
Парок над чаем поднимался,
Шелк занавески колыхался,
И месяц в форточку глядел.

Перемещение теней
в потоке золотого света,
И августа теплом согрето
мерцанье городских огней.

И звуки улицы неслись…
Но это все не нарушало
покоя — тишина дышала,
и, замерев, я наблюдала,
сказав себе: не шевелись,

запомни свет и тишину,
и вспышку осознанья счастья,
а в нем — сердец двух соучастье,
попавших на одну волну.

Попавшие в один ковчег,
настольной лампой озаренный,
над звездной бездной раскаленной
летим с землею опаленной
в провал космических ночей.



*  *  *

Ну, привет, скворец беспечный,
Чья ликующая трель
Из ветвей, где лист лепечет,
Вновь приветствует апрель.

И в волнах тепла и света
Всходы новые взойдут.
По нечаянным приметам
Различаешь красоту.

На площадке детской — стайки
Детворы средь чинных мам.
На качелях, на лужайке
Крик и смех, и тарарам.

Но внезапно вздрогнешь.
Рядом,
В милой сердцу стороне
Вместо птиц поют снаряды,
Дети гибнут на войне.



*  *  *

Отворю пошире окна в лето,
надышусь настоем луговым.
Долог день от алого рассвета
до закатных красок заревых.

Вот июнь пружинистой походкой
прошагал в сверкающей росе.
В небе перламутровою лодкой
тает, уплывая, лунный серп.

Изумленным странником бреду я
в вихрях света, в солнечной пыли
на макушку лета, в жар июля,
в пряные объятия земли.

И гроза, как рыцарь, в сталь одетый,
прогремит, промчится надо мной,
выпустит стрелу из арбалета,
что вонзится огненной змеей

в поле на изломе горизонта.
Дождь обнимет струями воды...
Смыть бы неуют и беспризорность
нашей жизни с запахом беды!




СТАРЫЕ ПИСЬМА

Мы разучились разговаривать
и письма длинные писать,
жемчужины в словесном вареве
и соре быта различать.

Где вы, пространные эпистолы,
словес искуснейшая вязь,
витиеватый слог изысканный
и теплая, живая связь?


Там музыка родного почерка,
как будто мамина рука,
обнимет в бездне одиночества,
поддержит в мраке тупика.

Где то общение крылатое,
где мыслей и идей пласты?
…Конверты, временем измятые,
и пожелтевшие листы...

Той речи вольное роскошество
и остроумие, и блеск,
как битой черепицы крошевом,
засыпал мусор sms.



СОН О ВЕНЕЦИИ

Мне снился лев с раскрытой книгой,
Канала плавный поворот,
Дворцы в колеблющихся бликах
На стенах отраженных вод.

И мне приветственно кивали
Фигуры в масках и плащах.
Струилась розовая Фрари
В жемчужно-лунных облаках…

И тень опального поэта
Из дальней северной страны
Скользила в лабиринтах света
В пределы вечной тишины.

И день, и ночь — здесь все смешалось,
Сплелись в таинственный клубок
И жизнь, и смерть, и блуд, и шалость,
Любовь и гений, дьявол, Бог.
И к|амней гулких не касаясь,
У сновиденья на руках
Парю, в каналах отражаясь, —
Венецианских зеркалах,

Где мреет тусклый, серебристый,
И призрачно-неверный свет,
И исчезающий, и мглистый…
Сольюсь с ним и сойду на нет…

Спит голубиная столица.
На древней башне — бой часов,
И стрелок их седые спицы
Вращают жизни колесо.




*  *  *

В белом пламени русской зимы,
в темных омутах гулких просторов,
серебро разбросал из сумы
кто-то щедро в бессонном дозоре.

Распушилась, расснежилась даль,
захлестнуло морозом и синью,
снегирям отдают свою дань,
догорая, созвездья рябины.

Погоди, не спеши, календарь!
Весь в объятьях обвальных метелей,
пролетел новогодний январь
вихревой золотой канителью.

И остался лишь вкус мандарин,
запах елки, смолистый и нежный,
и змеится цветной серпантин,
припорошенный крупкою снежной.

С кавалькадой безумных коней
не лети так безжалостно, время,
роковою пятою своей
не труди неуемное стремя.

Дай запомнить, сберечь, сохранить
этот миг, этот мир безмятежный,
хрупкой жизни прозрачный родник,
взмах крыла негасимой надежды

и тепло драгоценное рук,
и медовое лампы свеченье,
очертившей хранительный круг, —
милый дом, золотое сеченье.



*  *  *

Октябрьские леса… Медь, золото, багрянец…
И поределых рощ березовая стать.
Как запахи остры, очищены и пряны —
земли, грибов, хво|и, опавшего листа!

И глазу не вобрать всей глубины осенней —
задумчивых небес, колеблемых вершин,
стоячих темных вод, дремучих елей сени
и огненную страсть, кровавую, рябин.

Что ж смолкла ты в ветвях, певунья и отрада?
Допой, досвиристи, что летом не пришлось.
Пусть прозвенит твоя прощальная рулада,
как тот внезапный луч, что брызнул на откос.

Но подступил ноябрь, набухший влагой, зыбкий.
Сиротствуют поля в последней наготе
под посвистом ветров.
                                   Дождей унылы скрипки
В темнеющих равнин предзимней пустоте,

в краю бессветных дней и тысяч одиночеств
заброшенных людей, порушенных надежд,
где ворон ворону повыклюет все очи
и состраданья человеку нет…

Но не любить не властна эту землю,
где волнами неторопливых рек,
над мраком одичания подъемля,
врачует душу мне родная речь.

Стихи иллюстрированы работами художников Ч. Д. Чаплина, Х. Х. Клаус Адольфа и А. Головина.



Яндекс.Метрика Top.Mail.Ru