"Поэтоград" № 05 (365), 2019.

— У Всевышнего мудрость проси, — повторил Алёша. — Замечательная песенка, Анюта.
Она открыла глаза, смущенно проговорила:
— Я не ожидала, что… что смогу вот так сразу сочинить тебе… для тебя… Это дар небесный, Алёшка… Озарение.
— Ты хочешь сказать, что озарение снизошло на тебя прямо сейчас без всякой подготовки? — в его глазах блеснули огоньки недоверия. — Так не бывает, Анютка. Не бы-ва-ет. Чтобы стать настоящим сочинителем, настоящим писателем или поэтом, нужно много-много трудиться, испытывать муки творчества, разочаровываться, падать, вставать, бросаться на амбразуру…
— Алёша, я не собираюсь никем становиться, — строго сказала Аня, не дав ему закончить фразу. — Ты попросил меня помочь, я это сделала. Хочешь принимай мою помощь, не хочешь… — она развела руками.
— Ладно, не сердись, — он улыбнулся. — Давай, моя хорошая Анечка, придумаем еще что-нибудь.
— Давай придумаем еще что-нибудь, — Аня насупилась. Алёша взял ее под руку, подвел к оголенным корням, сказал:
— Смотри, как крепко они держатся друг за друга, не разъединить. Вот так же и людям нужно поступать, чтобы получилось единение, соединение, сопричастность… продолжай.
— Не могу, у меня с собой словаря нет, — проговорила она.
— Не злись, Анютка, тебе это не идет, — он поцеловал ее в щеку. — Знай, ты — самая лучшая. Ты умеешь считывать информацию с деревьев, цветов, травы и даже с облаков. Я тобой горжусь.
— Да ну тебя, Алёшка, — отмахнулась она. — Ничего я не умею.
— Умеешь, умеешь, — обняв ее за плечи, сказал он. — Ты умеешь любить беззаветно-преданной любовью, а это большая редкость в наше время. Не теряй свой бесценный дар. Не растрачивай его понапрасну. Будет ужасно несправедливо, если ты упадешь, как этот могучий старый дуб.
— Будет ужасно, если… если однажды мне придется смотреть на мир по-иному, — Аня улеглась на траву возле дерева, закрыла глаза. Алёша уселся на ствол, спросил:
— Что видишь?
— Пустоту, — ответила она. Открыла глаза, закинула руки за голову, спросила, глядя в небо:
— Ты собрался куда-то?
— Собрался, — признался он.
— Надолго?
— Не знаю. Честно, не знаю. Пока я ни в чем не уверен. Ничего не могу гарантировать. Все так зыбко, что…
— Все зыбко, как зыбучий песок, — подсказала Аня, улыбнувшись. Поднялась, скрестила на груди руки. — Смотреть на мир по-иному не страшно. Не страш-но. Главное, чтобы внутри тебя все осталось так, как задумано изначально. Чтобы душа была на своем месте. На первом месте. А тело выполняло отведенную ему функцию — быть маской души. Поэтому, не спеши, мой милый Алёшенька. Не спеши. Если будет время, пиши. Если не будет…
— Если, — повторил он.
Если повисло в воздухе осенней паутиной. Пролилось на землю холодным дождем. Превратилось в отрезок жизни длиной в многолетие. Множество лет они прожили порознь. Он — с одной стороны поваленного бурей дуба, она — с другой. Случай свел их в вагоне метро. Случай ли?

В час пик, как всегда, было многолюдно. Аню внесли в вагон метро. Она наступила кому-то на ногу. Извинилась, глядя в никуда. И услышала в ответ раздраженное:
— Я вас не извиню, не извиню ни за что.
Подняла голову, увидела знакомое лицо. Не сразу вспомнила, откуда знает этого человека, а когда вспомнила, растерялась. Зачем? Столько лет прошло. Столько…
— Анна Яковлевна, вы должны загладить свою вину, поужинав со мной, — сказал незнакомец со знакомой улыбкой, подтолкнув Аню к выходу.
Поезд уехал. Они остались на платформе одни. Редкая удача в это время.
— Я никуда не пойду с вами, Алексей, — сказала Аня строго.
— Пойдете, — сказал Алёша голосом начальника.
— Нет, — нахмурилась она. — Меня дома ждут. Я…
— Анютка, прошу тебя, не убегай, — взмолился он. — Я так мечтал тебя увидеть. Я…
— Я ничего не желаю слушать. Ни-че-го, — Аня зажала уши ладошками.
Загудел подъезжающий поезд. Она хотела войти в вагон. Алёша не пустил. Крепко сжал ее руку чуть выше локтя, крикнул:
— Прошу тебя, не исчезай…
— Девушка, отойдите, не мешайте проходить, — оттолкнул ее грузный мужчина. Его спину прикрывала группа людей, желающих втиснуться именно в этот поезд.
— Осторожно, двери закрываются…
Аня рассмеялась, решила, что не нужно отказываться от таких подарков судьбы. Она думала об Алёше. Сегодня утром ей почему-то вспомнилась песенка пилигрима. Вернее песенка эта ей принялась. Аня встала в прекрасном расположении духа, что при ее полнейшей занятости, — крайняя редкость, и принялась напевать незатейливый мотив.
— Что ты там мурлычешь? — поинтересовался муж Василий.
— Удивительное слово — сей-час, — ответила она, улыбнувшись. — Послушай: сей-час, сей-час все для нас начнется снова. Сей-час, сей-час к встрече с чудом я готова!
— Ясно. Ты все о чудесах размышляешь, а я — реалист, трудяга, добытчик, готовлюсь к новому рабочему дню от и до, — подав ей пальто, сказал Василий. — Я сегодня задержусь. Производственное совещание, — поцеловал в щеку, поправил воротник. — Счастливого дня, дорогая мечтательница!
— Счастливого дня, дорогой, — сказала Аня, закрывая дверь. Они всегда отправлялись на работу порознь. Он — начальник. Она — простой экономист. Им в разные районы Москвы. В разные…
До метро Аня шла неспеша. Вдыхала прохладную свежесть осеннего утра, улыбалась неоновому солнцу и думала об Алёшке. В душе звучала музыка предчувствия чуда.
— Сегодня, сегодня, сегодня, — выстукивали ее каблучки.
— Сегодня я его увижу, — вторило им подсознание.
И вот… они стоят друг против друга. Он слегка располнел, но это его не портит. В волосах седые пряди, а глаза не изменились. В них такой же мальчишеский блеск и готовность к безрассудству. Но она не имеет права на безрассудство. У нее взрослый сын. У нее семья. У нее… нет сил противостоять той магической власти, которой обладает Алёшин голос. Он зовет ее в прошлое, в их юность, когда проблемы были маленькими, и все давалось легко.
— Сейчас — удивительное слово, правда, Анютка? Словно время струится через сито, просеивается, чтобы стать песенкой пилигрима.
— Ты помнишь нашу песенку? — Аня смотрит на него с восхищением.
— Я ее никогда не забывал. И тебя я тоже ни…
Его слова тонут в грохоте подъезжающего поезда. Он подталкивает ее в вагон. Говорит, что знает одно милое кафе, где они смогут поболтать в тишине. Она ему верит, потому что она вновь — девочка Аня, счастливая, беззаботная, влюбленная…
Кафе небольшое, столиков на шесть. Людей немного. Звучит негромкая музыка, горят свечи. Аромат кофе дурманит. По телу разливается теплая истома — хо-ро-шо. Можно просто молчать и смотреть на огонь. Можно ни о чем не думать. Можно…
Алёша нагибается, целует ее руку, лежащую на столе. И не поднимая головы, говорит:
— Спасибо тебе, Анютка. Спа-си-бо! Мне давно не было так хорошо, — выпрямляется, смотрит в ее сияющие глаза. — Я знаю, что прошло слишком, слишком много времени, но… — улыбается. — У меня сегодня машину украли. Пришлось воспользоваться услугами общественного транспорта. Я, злющий на весь белый свет, спустился под землю… Думаю, как мне лучше наказать злостного похитителя чужого имущества. Вспомнил легенду про князя Петра Муромского, который волшебным мечом отсек змею Горынычу голову. Решил, что мне такой же меч добыть нужно…
Но тут новая мысль меня посетила: князь ведь после битвы со змеем проказой покрылся и поехал в Рязанскую губернию, село Ласково к некой Февронии, дочери древолаза, добывавшего дикий мед. Спасла его девушка, излечила от болезни.
Полюбил Пётр крестьянку Февронию, но княжеский долг, гласящий: князю нужно жениться на равной, нарушить он решился не сразу. Противоречивые чувства долго боролись в его душе. Любовь одержала победу. Вернулся князь Пётр в село Ласково и назвал Февронию своей женой.
Но опять незадача. Бояре бунт подняли. Требовали они, чтобы князь отпустил жену, которая своим простым происхождением оскорбляет знатных барынь, или сам Муром покинул, если не может он с дочерью древолаза расстаться. Князь отрекся от престола. Снарядил два корабля и с любимой уплыл по реке Оке в дальние дали…
Чем не река подземка наша? — решил я. Вагон покачивается, как корабль под парусами, весело. Себя я князем возомнил, разыгралось воображение. А рядом с собой барышню, с которой мы по дереву лазали и песенку пилигрима сочиняли. Чувствую, сейчас что-то произойдет. Сейчас увижу я свою разлюбезную Февронию. Смотрю во все глаза на входящих и повторяю мысленно: "Сей-час, сей-час, сей-час все для нас начнется снова…" И ведь сработало!
Внесли мою барыню-сударыню в вагон. У меня крылья появились, рванулся я к ней и… Я безмерно, бесконечно счастлив. Я благодарен зловредному похитителю, который заставил меня в метро спуститься, чтобы мечты реальными стали… Ты совсем не изменилась, Анютка, совсем.
— Повзрослела немного, — она улыбнулась.
— Расскажи о себе, — попросил он.
— Не буду, — заупрямилась Аня. — Надоело говорить, хочу слушать. Пусть все будет, как раньше: ты говоришь, я — молчу.
— Как раньше, — Алёша положил руку поверх ее руки, подумав, что слушать Аня умела так, как никто другой. Она была непревзойденной мастерицей впитывать в себя все-все до мельчайших подробностей. Он это в ней ценил, но чувство долга пересилило, заставило его уехать.
Они расстались без слез и прощаний. Он просто ушел, чтобы понять себя, понять свои чувства. А когда он понял, что любовь должна быть главное, что она величайшее чудо, подаренное людям, было уже слишком поздно. Его милая Анютка вышла замуж, родила сына. А он… он остался одиноким. Почему? Да потому что не встретил такую, как Аня. Таких больше не было.
Алёша запоздало подумал, что, может быть, ему не следовало отыскивать такую же, как она. Может быть, нужно было принимать людей такими, как они есть. Может быть, он просто не хотел, чтобы рядом была боярыня из богатого сословия. А может, все дело в том, что он не может смотреть на мир по-иному. Наизнанку выворачиваться не хочется ни перед кем. А с Анюткой можно быть собой. Можно быть дубом, поваленным ураганом. Корни наружу, но жизненная сила пульсирует в каждой клеточке.
— Ан-на, Анют-ка, А‑неч-ка, — он посмотрел в ее бездонные глаза и неожиданно для себя выпалил. — Давай отправимся в лес. Не сейчас, не бойся. Пойдем туда завтра или в выходные, — потер виски. — Ах, я совсем забыл, что у тебя семья. Но, может быть… Может, можно что-то придумать?
— Нельзя, — она покачала головой. Голос прозвучал мягко, нежно. Отказывает так, что он понимает: можно. Все можно, если проявить настойчивость, запастись терпением. Если…
— А телефон твой узнать можно?
Она рассмеялась, продиктовала номер. И тут же, опомнившись:
— Я твой номер записывать не буду.
— Правильно, не записывай, — Алёша ее решение одобрил. — Я буду мистером Икс, звонок которого…
— Я никогда не дождусь, — закончила за него Аня. Посмотрела на часы. — Мне пора. Я рада, что мы встретились, но…
Алёша поднялся прежде, чем она успела договорить. Подал ей пальто. Поправил воротник так же, как муж Василий. Аня зажмурилась.
— Спасибо за дивный вечер, — коснувшись ее щеки, сказал Алёша.
Они шли до метро молча. Оба улыбались и думали об одном и том же.
— Все не случайно, — думал он.
— Все не случайно, — думала она. — Но почему, почему эта встреча произошла через столько лет? Почему Алёшка не сказал ни слова про свое двадцатилетнее отсутствие? Почему не попытался оправдаться? Зачем все начинать сначала, если?..
— Поможешь мне написать песенку пилигрима? — задержав ее у входа в метро, спросил он.
— Не знаю, — глядя мимо него, ответила она. — В моей душе давно не звучит музыка, а без нее никаких песенок не сочинить.
— Музыка души почему-то не звучит и у меня, — Алёша взял Аню под руку. — Давай пройдемся до следующей станции. Погода удивительная. Осень — золотая пора откровений.
— Хорошо, — Аня обрадовалась. Ей тоже не хотелось опускаться с небес под землю. Хотелось еще побыть наверху надо всеми проблемами и заботами.
— Я много размышлял над тем, кто такие пилигримы, — заговорил Алёша так, словно продолжил начатую недавно беседу. — Мне было интересно, что заставляло этих людей отправляться в дальние края, обрекать себя на скитания без крова, пищи и одежды? Как они умудрялись жили по-иному, существовать в другом измерении, которое не зависит от количества денег в банке, от положения в обществе и наличия мирских благ? Люди считали их сумасшедшими. Но людское мнение им было безразлично. И знаешь почему? — Аня покачала головой. — Потому что у них был особый ум — ум Божий. Пилигримы знали и соблюдали законы Всевышнего, просили у Него мудрости, делали добрые дела, молились непрестанно за землю русскую.
Твоя песенка, Анюта, подсказала мне, в каком направлении нужно двигаться. Я понял, что высокое положение в обществе, слава, богатство, к которому стремится большинство людей, весьма опасны. Порой смертельно опасны. Лучше уж, как князь Пётр, пренебречь княжением своим, чтобы заповеди Божьей не нарушить, чтобы душу свою спасти.
Аня посмотрела на Алёшу с любопытством, спросила:
— Ты миссионер?
— Я — пилигрим, — ответил он с улыбкой. — Одинокий человек, понявший, что в богатстве сокрыта злая, жестокая сила, уродующая души. Она делает людей врагами, возбуждает в них ненависть друг к другу. А пилигриму важнее состояние его души, поэтому он не идет ни на какие сделки с совестью, отвергает любые компромиссы.
"Древнее прошло, теперь все новое" — вот мое жизненное кредо. Мой гимн, если хочешь. Я обрел духовное равновесие и понял, что мир рождается в сердце каждого из нас. Истинный мир дарует нам Господь. Он сотворил нас подобными Себе, и поэтому наши сердца ищут покоя до тех пор, пока не обретают его в Боге.
Тогда и только тогда приходит осознание того, что мы все живем ложными надеждами, не имеющими под собой основания. Мы строим свои духовные дома на песке и удивляемся, почему они так быстро рушатся. И никто не додумается положить в основание краеугольный камень истины.
А пилигримы живут верою. Она основана на бесчисленных свидетельствах Вселенной, говорящих красноречивее слов и всех научных теорий. Пилигримы знают, что если есть создание, должен быть и Создатель. Да, Он есть. Мало того, Создатель оставил нам в подарок бесценную книгу — Библию, Священное Писание, которое разъясняет прошлое, помогает понять настоящее, предупреждает о будущем. Слушай, что Белинский по этому поводу писал, — Алёша достал из кармана записную книжку, прочел:
— "Есть книга, в которой все сказано. После которой ни в чем нет сомнения. Книга бессмертия, светлая книга вечной истины, вечной жизни… Евангелие!" После этих слов утверждать, что Вселенная появилась в результате взрыва так же глупо, как уверять, что книги появились в результате взрыва в типографии, — улыбнулся, посмотрел на разрумянившуюся Аню. — Как хорошо, что я могу говорить с тобой об этом! Как хорошо, что ты все-все понимаешь. Ты не пытаешься убедить меня в том, что я заблудился, запутался, потерялся. Ты не просишь от меня доказательств существования Творца. Не спрашиваешь, какой величины мой крест? Ты просто внимаешь мне. Просто слушаешь мои слова.
Просто… простота — это самое прекрасное в человеке, в его характере, манерах, в жизни. Мне потребовалось много времени, чтобы познать себя, чтобы во многом разобраться. Я понял, не следует прятаться от мира за монастырскими стенами. Нужно жить в этом мире так, как учит нас Господь. Каждый из нас должен стать маленьким маячком, свечой, излучающей свет, свет Божьей Любви, — обнял Аню, поцеловал ее в лоб. — Я ответил на все твои вопросы, душа моя?
— Не на все, — Анин голос предательски дрогнул. Алёша обрадовался.
— Я ведь тебе не все рассказал про Петра и Февронию Муромских. Намеренно утаил финал этой истории, чтобы у нас с тобой появился хороший повод встретиться и поговорить на языке пилигримов…
Утки на озере водили хоровод. Главным был красивый селезень. Он вытягивал шею, показывал движения, которые дружно повторяли за ним серые уточки. Аня с интересом наблюдала за синхронным утиным скольжением и думала о том, что окружающий нас мир создан безукоризненно. Люди привыкли к гармонии, царящей в природе, и потому не замечают ее. Они не задумываются над тем, что пробившийся из-под асфальтовой толщи росток — непостижимая тайна. Мало кто смотрит в бездонность небесного простора и размышляет над тем, что небо — это самая глубокая, самая фантастическая бездна. У неба нет дна. По крайней мере, никто не пытается отыскать небесное дно.
Аня улыбнулась, бросила уткам хлеб. Селезень бросился на добычу первым, уточки послушно ждали разрешения. Аня накрошила побольше мякиша, бросила в воду, чтобы всем хватило, пошла домой.
— Зачем, зачем, зачем мы снова встретились с Алёшкой?
На этот простой вопрос ответа у Ани не было, и это ее огорчало. Она пришла домой, долго сидела в прихожей, не снимая пальто, не включая света, смотрела в одну точку, в себя, в свое сердце. Но ничего, кроме пустоты, она там не увидела.
— Что с тобой? — воскликнул Василий, распахивая дверь.
— Думаю, о том, что человеческая жизнь — ребус, который невозможно разгадать, — ответила Аня бесцветным голосом.
— Ну, матушка??? — Василий рассердился. — Так и до инфаркта мужа можно довести. Мало мне на работе проблем, так еще и ты ду-ма-ть в темноте решила. Ужин у нас готов?
Аня поднялась, бросила пальто на пол, пошла в кухню. Василий что-то пробурчал ей в спину. Она не расслышала. Сделала вид, что не слышит. Она предпочитала не реагировать на агрессивные выпады супруга. Рядом с ним Аня становилась маленькой, невзрачной, неприметной, серенькой уточкой.
Обстановку разрядил сын Антон.
— Мам, пап, послушайте, что сегодня произошло! — с порога крикнул он.
— За столом расскажешь. — Василий подтолкнул сына в ванну. — Руки мой и за стол!
Аня слушала сына внимательно, с неподдельным интересом. Василий слушал в пол-уха. Его больше занимали свои мысли, свои нерешенные за день проблемы. Он знал, Аня разберется во всем сама. У нее с сыном материнская связь, которая почему-то крепнет год от года. Антону уже семнадцать, а он все еще не научился принимать самостоятельные решения. Ждет маминой подсказки до сих пор. Василий в его годы уже насовершал столько геройств, что не хватит пальцев на руках, чтобы все пересчитать.
— Да, Васька, не зря тебе родители кошачье имя дали, — посмеивались приятели. — Такого котофея, как ты, еще поискать надо.
— Такого, как я, нет! — гордо отвечал Василий. — Я обязательство взял пятилетку выполнить за год.
— Погоди, Васька, вот встретиться тебе неприступная вершина, посмотрим, что ты тогда запоешь.
Как в воду глядели. Встреча с Аней заставила Ваську остепениться. Два года он не мог покорить Анино сердце. Два!!! Плакала пятилетка и досрочные обязательства. Вершина никак не желала быть покоренной. Не замечала Васькиного усердия. Если бы не насмешки друзей, он бы прекратил свои ухаживания, но дело приобрело иную окраску, стало вопросом чести.
Василий поклялся, что вершина по имени Анна будет покорена в самое ближайшее время. Проигрывать Васька не хотел, поэтому…
Посмотрел исподлобья на Аню. Маленькая, остроносенькая, худощавая с болезненно бледным лицом и глазами цвета серого тумана. Ничего особенного. Ни-че-го… А вот, поди ж ты, приворожила. Он часто задавал себе вопрос: что это — магия, гипноз, приворотное зелье или космическое притяжение? И сам над собой смеялся, зная, что Аня ничего не предпринимала, чтобы быть с ним. Мало того, она придумала историю про возлюбленного, которого она обещала верно ждать столько, сколько потребуется.
Василий, конечно же, не поверил. Не та сейчас эпоха, чтобы верно ждать, надеяться и верить, когда колокола зазвоняти в распахнутые двери войдет суженый-ряженый. Время сказок прошло, а с ним и время верности, любви и прочей ерунды. Но сентиментальные дурочки продолжают свято верить обещаниям, которые пацаны не собираются выполнять. Аня одна из них, значит, нужно действовать.
Василий пригласил Аню в театр, заранее зная, что спектакля в этот день не будет. Аня пришла в назначенное время. Огорчилась, что спектакль отменили из-за болезни ведущего актера, предложила побродить по вечерней Москве. Василий с радостью согласился. В этот вечер он был в ударе. Они долго гуляли, смеялись, читали стихи, вспоминали забытые песни. Совершенно случайно оказались возле Васиного дома.
— Ты совсем замерзла. Пойдем ко мне греться… У меня чай цейлонский первосортный.
Аня как-то сразу согласилась… Василий ухмыльнулся, вспомнив, как она плакала потом, умоляла ее отпустить. Но он был непреклонен. Ледяным тоном он заявил, что не отпустит ее до тех пор, пока она не согласится стать его женой.
— А если я откажусь? — спросила Аня, вытирая слезы.
— Тогда ты станешь моей сейчас, здесь в прихожей, — ответил он таким же холодным тоном.
— Ты этого не сделаешь, Василий, — ее лицо стало белым.
— Сделаю, — он прижал ее к стене. Она истошно закричала:
— Я стану, стану твоей женой, если ты этого в самом деле желаешь.
— Я желаю этого в самом деле, — Василий улыбнулся, поцеловал Аню в щеку. — Не думай, что я — мерзавец. Я просто влюбленный безумец, готовый на любую крайность ради тебя, Анечка. Ради тебя…
Аня сдалась. Василий победил. Пусть не совсем в честном поединке, но… Для него всегда результат был важнее, чем путь к нему. Ради достижения цели не грех и по головам пройти. Теперь все в его руках. В его власти. Отныне он будет приказывать, она — подчиняться. Он отомстит ей за все унижения, за все насмешки, за два года, выпавших из пятилетки…
Василий начал изменять Ане через месяц после свадьбы, таким было условие пари, заключенного им с друзьями. Аня узнала. Хотела уйти. Он не позволил. Пообещал, что больше ничего подобного не повторится. Она простила, поверила. Поверила ли? Василия ответ на этот вопрос не интересовал. Ему был нужен статус женатого мужчины.
Василий вытер рот салфеткой, поднялся из-за стола, поцеловал Ане руку.
— Благодарю за ужин, сударыня. Я сегодня безумно устал. Пойду спать. Мне завтра снова в бой: совещания, планерки и т. д.
— Спокойной ночи, батя, — Антон обнял отца.
— Спокойной ночи, маменькин сынок, — разлохматив его волосы, сказал Василий.
Антон разозлился, но вступать в полемику не стал. Что толку? Они уже много раз ссорились с отцом из-за подобных высказываний. Ссорились крепко, по-мужски. Не разговаривали подолгу, потом мирились, обещали быть мудрее, но… проходило время, и все повторялось снова.
Сегодня Антону скандалить не хотелось. Сегодня у него был удивительный, счастливый день. Ему хотелось сохранить эту нечаянную радость, сберечь ее, как маленький росток, защитить от урагана ненависти, который неизбежно возникнет в результате необдуманных, грубых, жестоких слов. Аня одобрительно кивнула. Они с сыном давно научились разговаривать глазами.
— Раскроешь мне свой секрет? — спросила Аня, когда Василий ушел.
— Конечно, мамочка, — Антон придвинулся поближе. Заговорил тихо-тихо. Громко рассказывать о первом поцелуе было бы неуместно. У избранницы Антона удивительное имя Лада. Глаза у нее — крупные вишни. Волосы — спелая пшеница. Голос — летний дождик по траве. А губы!!!
— "Ваш милый рот — сплошное целованье", — подсказала Аня пушкинскую строчку.
— Точно, — обрадовался Антон. — Мам, какая ты молодец! Как тебе удается находить такие верные слова для всего?
— Опыт, — ответила Аня, подумав о том, что первая любовь у всех начинается одинаково восторженно. А потом… потом наотмашь бьет разочарование. Почему? Потому ли, что мы не видим недостатков у возлюбленного, или потому, что в этот момент мы вообще ничего не видим вокруг? Люди утверждают, что любовь слепа и не понимают того, что слепа влюбленность, которую они принимали за настоящую любовь. Первый восторг прошел, и…
— Я знаю, ты сейчас думаешь о разочарованиях, — сказал Антон. — Я их не боюсь, мама. Я знаю, знаю, что разочарование придет потом, через некоторое время. А сейчас мне не хочется думать о том, что будет потом, в будущем. Я хочу думать о том, что я счастлив сейчас, в данный момент! Сей-час я чувствую за спиной крылья, я парю над землей и пою песню радости.
— Песенку пилигрима, — Аня улыбнулась.
— Что это за песенка? — спросила Антон, с любопытством посмотрев на нее.
Аня обняла сына и шепотом поведала ему о своей первой любви по имени Алёша, с которым она встретилась двадцать лет спустя.
— Познакомь меня с ним, — попросил Антон. Аня пообещала…
И вот… Она сидит в парке, наблюдает за утиным хороводом и ждет двух дорогих ей людей: сына Антошку и повзрослевшего мальчика Алёшку, свою первую и единственную любовь. Теперь она ясно понимает это. Ей нестерпимо больно. Кажется, что сердце кровоточит. Что скоро не останется жизненных сил, и она упадет на землю, как тот старый могучий дуб, у которого они простились. Распрощались на долгие-долгие годы… Если бы не Василий, она бы дождалась Алёшку. Но тогда бы у нее не было Антона. А теперь… Теперь их двое.
Аня улыбнулась, увидев Антона. Он шел торопливой походкой, сжимая в руках букетик ландышей.
— Ландыши осенью — фантастическая роскошь. Где ты их раздобыл?
— Секрет, — поцеловав ее в щеку, ответил он. Сел рядом. — Где твой пилигрим?
— Задерживается, — ответила она.
— Вовсе нет, пилигрим наблюдает за вами из своего укрытия, — раздался голос Алексея, а потом появился и он сам. Встал напротив, протянул Ане букетик ландышей.
— Сговорились, — рассмеялась она.
— Сговорились, — в голос ответили мужчины.
Аня поднялась. Предложила пройтись.
— Ты умница, Анютка, на ходу разговаривать удобнее, сразу все барьеры рушатся, — похвалил ее Алёша.
— На ходу у некоторых пробуждается дар красноречия, — Аня строго на него посмотрела. Алёша опустил голову, чтобы Аня не видела его счастливых глаз.
— Скажите, Алексей Константинович, а вы, правда, жили в монастыре? — поинтересовался Антон.
— Жил, — ответил он. — Несколько месяцев провел на Соловках. В роль вживался.
— В какую роль? — удивилась Аня.
— В роль странника, пилигрима, — ответил он, взяв ее под руку. — На острове я понял, что не стоит заниматься лицедейством. Нужно быть собой.
— "Самим собой остаться до конца, удачливою маской не прельщаясь, не изменить природного лица и ни в кого не перевоплощаясь", — проговорила Аня задумчиво.
— Антон, твоя мама — философ, — воскликнул Алексей.
— Это стихи Андрея Дементьева, — сказала Аня, остановившись.
— Замечательные стихи. Жаль, что не твои, — вздохнул Алёша. Повернулся к Антону. — Знаешь, когда мы были такими же юными, как ты, твоя мама придумала удивительную песенку пилигрима. Слушай…

— Мамочка, какая ты талантливая! — обняв Аню за плечи, воскликнул Антон.
— Анютка — талантище, — подтвердил Алексей. — У нее редкий дар — во все вкладывать душу. Береги свою маму, не огорчай ее!
— И вы не огорчайте, — машинально ответил Антон, думая об отце. С ним мама была другой: замкнутой, немногословной, неулыбчивой. Только когда они оставались наедине, она преображалась. Глаза сияли, на щеках появлялся румянец, голос звенел колокольчиком.
Антон долго не мог найти объяснения этой раздвоенности. А, увидев Алексея Константиновича, понял: мама не любит отца. Не любит… Они не расстаются из-за него, Антона. Все вокруг думают, что у них крепкая, дружная семья, но это не так. Никто не подозревает, что за видимым благополучием скрывается безнадежность. Его родителей разделяет бездонная Мариинская впадина. Можно ли что-то исправить? Нужно ли исправлять?
— Иногда исправить сделанное невозможно, — прервал его размышления Алексей. — Простые слова, брошенные невзначай, могут убить человека. Но мало кто думает, что своими словами мы осуждаем самих себя. Мы сами себе подписываем смертный приговор. Сами себе… Так что, мой юный друг, советую быть осмотрительным в словах. Лучше прослыть молчуном, чем быть болтуном, стоящим на эшафоте.
— Вы правы, Алексей Константинович, — сказал Антон. — Рад был нашему знакомству. Мне пора бежать на свидание.
— Возьми цветы, — сказала Аня, протянув ему ландыши.
— Нет, это тебе, — заупрямился Антон. — Для Лады я раздобуду подснежники.
Он поцеловал Аню в щеку, пожал руку Алексею, убежал.
— Хороший у тебя сын, серьезный, — сказал Алексей, глядя на удаляющегося Антона. — На тебя похож.
— Похож, — улыбнулась Аня. — Но меня больше радует наше духовное единение.
— Да, это важнее, — подтвердил Алексей. — Когда мне сказали, что ты за Василия Астахова замуж выходишь, я не поверил. Побежал смотреть… — Аня подняла голову. В глазах отчаяние и немой вопрос: неужели ты видел нашу свадьбу?
— Да, да, Анютка, я за тобой следил из своего укрытия. Я видел вашу свадьбу. Потом видел, как ты с коляской по скверу гуляешь. Любовался тобой. Жалел, что это не мой ребенок. Но сразу полюбил его, как родного. Полюбил потому, что он — частичка тебя, Анечка. А ты… — вздохнул. — Ты, благомыслящая Анна, — моя частичка… Потерянная, хрупкая частичка, без которой не складывается у меня полная жизненная картина. Получается какое-то безжизненное пространство. Вакуум…
— Свой путь ты выбрал сам, — сказала Аня еле слышно. Ноги стали ватными. Алёша взял ее под руку.
— Ты права. Ты, как всегда, права, моя хорошая, добрая Анечка. Да, я совершил гадкий поступок, я от тебя ушел. Но я сделал это для того, чтобы вновь вернуться к тебе и понять, что наши чувства остались прежними. Ты не изменилась, Анечка. И я, как князь Пётр, должен дать твердое слово, что буду преданно любить тебя до самого последнего вздоха. Даже когда я стану поваленным дубом, и тогда я не перестану благодарить Бога за тебя, Анюта.
— Интересно, а что стало с нашим дубом? — спросила Аня.
— Его распилили на дрова, — ответил Алексей. — Но возможен и другой исход. Какой? Узнаем, если помчимся в лес прямо сейчас.
— Сейчас — удивительное слово, — Аня улыбнулась.
— Это наше с тобой заветное слово, — Алёша прижал к губам ее ладонь. — Поедем?
Она кивнула…
Они не сразу отыскали место своих юношеских прогулок. Лес разросся. Молодая поросль окрепла, заматерела. Появились новые деревца с тонкими, гибкими стволами. Люди протоптали новые тропинки, выбрали новые маршруты. Аня и Алёша долго стояли на опушке леса, размышляли, вспоминали. А потом, не сговариваясь, двинулись вперед, ускоряя шаг. Каждый хотел первым увидеть, что же произошло с дубом за двадцать разлучных лет? Но за мгновение до встречи с прошлым он и она замерли, чтобы перевести дыхание.
— Боишься? — шепотом спросил Алёша.
— Боюсь, — призналась Аня. Взяла его за руку. Доверилась. Он раздвинул ветки.
— Ах!!!
Старый дуб лежал на прежнем месте. Кое-где на ветках висели слегка пожелтевшие листья. А среди корней, вывороченных из-под земли, рос крепкий, стройный дубок с пышной кроной. Под листьями прятались желуди, похожие на смешных пузатых человечков.
— Какое чудо! — воскликнула Аня.
— Чудо, — подтвердил Алёша. — Чудо, что мы снова вместе. Снова, несмотря ни на что. Вопреки всему. Вопреки…
Они сели на ствол дуба. Аня положила голову на плечо Алёше, призналась:
— Мне очень-очень хорошо с тобой. Но я не знаю, что мне теперь делать? Как мне теперь жить?
— И я не знаю, — он вздохнул. — В одном лишь я уверен: нам не нужно больше терять друг друга.
— Почему, почему ты не пришел раньше? — простонала она, закрыв лицо руками.
— Не смел. Я был другим человеком: самовлюбленным, избалованным, эгоистичным. Я был эдаким павлином с красивым хвостом, возле которого все меркло, было невзрачным, ненужным, неважным. Всё и все… — он усмехнулся. — Ты ведь знала это, знала лучше других. Даже лучше меня самого. Ты знала и продолжала любить меня… Ждать меня… верить, что я изменюсь…
Он спрыгнул на землю, встал перед Аней, приложил левую руку к груди.
— Клянусь, Анютка, я стал другим. Я — пилигрим, стремящийся к познанию вечных тайн вселенной. Я еще много чего не знаю, многое не могу объяснить. Но я иду вперед. Трудности меня не пугают. Страдания учат меня больше доверять Всевышнему, чем собственному эгоизму. Страдания даются для того, чтобы мы стали сильнее.
— А у меня сил совсем не осталось, — сказала Аня.
— Это тебе только кажется, — Алёша поцеловал кончики ее пальцев. — Ты очень-очень сильная, Анютка. Ты такая же сильная, как этот дубок, выросший среди корней. Все будет хорошо. Главное, верить в то, что все происходит с нами во благо. Испытания нужны для того, чтобы мы научились смотреть на мир по-иному.
— По-иному смотреть на мир не страшно. Нужно, чтобы внутри тебя все было так, как задумано Творцом, — проговорила Аня, глядя в счастливые Алёшины глаза.
— Внутри каждого из нас горит огонь Божьей Любви. Знать об этом огне, чувствовать его силу — величайшее счастье, — Алёша сел рядом с Аней на поваленный дуб, обнял ее. Сказал решительно:
— Я тебя в обиду не дам. Ты — самое дорогое, что у меня есть… Наверное, такие же слова Пётр своей любимой Февронии сказал, когда их хитрые бояре из Мурома изгнали.
— Ты мне обещал рассказать, чем закончилась история князя и дочери древолаза Февронии.
— Слушай. Князь с женой уплыл по Оке на двух кораблях. Муром, оставшийся без правителя, чуть было не погиб. Желающих завладеть престолом было столько, что начались убийства. Бояре послали письмо Петру, в котором слезно умоляли князя и княгиню вернуться назад. Пётр и Феврония вернулись, восстановили порядок и долго правили в Муроме, непрестанно молясь и соблюдая все заповеди и наставления Божьи… Но и это еще не все. Самое интересное начинается сей-час, — Алёша улыбнулся. — В глубокой старости князь и княгиня ушли в разные монастыри, приняли монашеский постриг, получили имена Евфросиния и Давид и завещали свои тела их положить в заранее приготовленную гробницу из одного камня, с тонкой перегородкой.
Скончались они в один день и час в 1228 году. Но в один гроб их класть не стали, посчитав такое погребение несовместимым с монашеским званием. Тела Петра и Февронии положили в разных обителях, а утром произошло чудо. Пётр и Феврония оказались рядом, словно подтверждая мудрое изречение: "то, что Бог соединил, человеку разрушить не под силу". С тех пор Петра и Февронию Муромских считают покровителями семьи, любви и верности.
Вот такая правдивая история, в которой есть много поучительного для нас с тобой, милая моя дочь древолаза. Нам с тобой, Анютка, нужно всегда радоваться, за все благодарить Всевышнего, любить и беречь друг друга.
— Нужно любить и беречь всегда-всегда, — повторила Аня.
Где-то вдалеке стройный хор красивых звонких голосов запел песенку пилигрима, услышанную Аней много-много лет назад и ставшую для Алёши символом пробуждения…

Материалы номера № 05 (365), 2019 г.