Главная
Издатель
Редакционный совет
Общественный совет
Редакция
О газете
Новости
О нас пишут
Свежий номер
Материалы номера
Архив номеров
Авторы
Лауреаты
Портреты поэтов
TV "Поэтоград"
Книжная серия
Гостевая книга
Контакты
Магазин

Материалы номера № 02 (398), 2022 г.



АНДРЕЙ ИВОНИН

Андрей Ивонин — поэт. Родился в 1959 году в Москве. Всю жизнь работает в театральной сфере, в настоящее время — в московском театре «Эрмитаж» заведующим художественно-постановочной частью. Член Союза Театральных Деятелей РФ. Почетный работник культуры г. Москвы. Член Союза писателей ХХI века с 2021 года. Стихи пишет с юности. В 1984 году занимался в литературной студии под руководством писательницы, прозаика, поэта и переводчика Ольги Ивановны Татариновой. Является членом секции поэзии Московского союза литераторов. Публикации в литературных журналах и альманахах. Лауреат Большой Международной Литературной Премии «Серебряный стрелец» (2011 г.), национальной литературной премии «Поэт года» (2016 г.), 7-й Международной поэтической премии «Образ» (2019 г.). Автор сборников стихотворений: «Слово» — 2008 г., «Начало» — 2015 г., «Повторенье пройденного» — 2018 г., «Говори со мной» — 2019 г., «Только стихи» — 2021 г.



БЕЗДОННОЕ НЕБО
 
ВОТ ТАК И БЫВАЕТ

Вот так и бывает. Казалось, навечно замрет
природа и холодно станет от стыни внутри и снаружи.
И ломкий, колючий, с цветными прожилками лед
покроет коростовой коркой окрестные лужи.

А где-то под снегом трава, ожидая команды «На старт!»,
для подвигов будущих силу таит в настоящем.
Вот тут то внезапно, как выстрел, случается март.
И губы немеют, и сердце колотится чаще.

И ты остановишься вдруг удивленно, почти не дыша.
И это бездонное небо тебя с головой накрывает.
И близкой становится чья-то чужая душа.
Вот так и бывает, поверьте, вот так и бывает.



ВОРОБЬИ

Воробьи возвращаются в город, щебечут, галдят,
во дворах мельтешат, суетятся у талых помоек.
Вот один как из старого фильма заправский пират.
А другой, посмотри, с желтым клювом, особенно боек.

Среди медленных, важных, клюющих зерно голубей,
они словно шпана беспризорная из подворотни.
День встает над омытой дождями Москвой, и синей
бесконечное небо над Бибирево и Капотней.

Шумный город, как фокусник, прячет весну в рукаве.
Солнце светит вовсю, словно летом, уже без утайки.
И повсюду – на мокром асфальте, пожухлой траве –
рассыпаются шустрой гурьбой воробьиные стайки.

Вон их сколько! Шумят, задираются, прут на рожон.
А недавно еще пропадали, и где – непонятно.
Наступает апрель. Начинается теплый сезон.
Воробьи возвращаются в город. И это приятно.



ПЕЙЗАЖ В ОКНЕ

Пейзаж в окне.
Кусочек неба в раме.
Часть улицы.
Неспешного трамвая
по кругу непрерывное движенье.
Садящееся солнце за домами
и в небе потерявшиеся птицы.
В открывшейся для взора панораме
нет ничего достойного вниманья
художника.
И день, что длится,
почти прочитан, и
                тоска такая,
что можно было б умереть,
                но знанье
того, чему пока что нет названья,
приковывает к окнам взгляд, где тени
темнеющих домов, и сок растений,
и стаи птиц, исполненных отваги,
стремящиеся ввысь, –
                всего лишь звенья
одной цепи, и ты в оцепененье,
прислушиваясь и напрягая зренье,
глядишь в окно, рисуя на бумаге:
пустое небо,
силуэт трамвая,
пространство улиц,
двор,
кусты сирени,
садящееся солнце за домами.
И голубей…



ИМПРЕССИОНИЗМ

Как на полотнах импрессионистов,
прозрачен день. Игрой теней и света
опальный август завершает лето,
и ветер по-осеннему неистов.

Дождем умыты скверы и бульвары,
особняков чугунные ограды,
где красками Моне и Ренуара
расписаны старинные фасады.

Где воробьев шальное вольтерьянство:
браниться, хорохорясь и хмелея.
Где звонкое наполнено пространство
пейзажами Сезанна и Сислея…

Бродить до сумерек по набережным сонным,
трястись в вагоне позднего трамвая,
восторженным,
             смиренным,
                ослепленным,
от боли и любви изнемогая.



АВГУСТ

Дело к осени. Август.
Мириадами глаз
древнегреческий Аргус
смотрит с неба на нас.

Этот месяц античный
знает все наперед,
по бульварам столичным,
напевая, идет.

В колее подворотен
катит дней колесо.
Словно воздух бесплотен
и почти невесом,

самолетиком тает
в голубой синеве.
В косы ленту вплетает
порыжелой листве.

Дням безветренным, летним
поубавив огня,
поцелуем последним
осеняет меня.



* * *

Со временем былая пустота
наполнится вдруг воздухом, дыханьем,
прикосновеньем рук, сердцебиеньем
и новой дивной музыкой, а та
в себя впитает шорох и цветенье


травы, деревьев, птичий щебет, цвет
закатных облаков. И будут слух и зренье.
И будет свет.



В МУЗЕЕ

Метафора амфоры,
древнего быта осколки —
аллюзия времени.
Музейная пыль сродни
космической пыли.
Тени исчезнувших цивилизаций
взывают из темени
прошлого: стойте!
Мы тоже когда-то, как вы,
любили, мечтали,
мы были!

Воины и мореходы,
простые крестьяне, строители…
Мастер, корпевший над статуей,
как твое имя?
Мира навеки ушедшего
безымянные жители
смотрят на нас с фаюмских портретов
глазами живыми.



* * *

Бог, в которого я не верю, все же хочет меня спасти:
держит за руку, подстилает соломку. Сжимая в горсти,
как воробышка в теплых ладонях меня несет.
Пылинки с меня сдувает и думает, что спасет.
В бездорожье указывает мне путь, говорит — иди!
Если я оступлюсь, упаду, он поднимет, прижмет к груди,
улыбнется усталой улыбкой и скажет: «Ну что ж ты,
                                                                                   родной?
Не ушибся? Вставай! Дай-ка я тебя пожалею,
                                                                    маленький мой».
От ненастья укроет меня, даже если я не просил.
И когда меня оставляют силы, дает мне сил.
В самых темных моих закоулках включает свет.
Бог, в которого я не верю. Которого нет.



* * *

Густое утро пробую на вкус,
на звук и цвет, на ощупь и на запах.
Морозный воздух пахнет как арбуз.
И будущность стоит на задних лапах
передо мной и жарким языком
ладони лижет с радостью собачьей.
Мне слезы застят свет, и в горле ком.
Но день пока не начался, а значит —
все впереди еще: и Божья благодать,
и горний путь, и этот мир пред нами,
что можно без конца перебирать
глазами, сердцем, пальцами, губами.



ЛЕТЧИК

Стрелой пернатой, камнем из пращи
взмываю ввысь — ищи меня, свищи!
В порыве вдохновения, в азарте
я поднимаюсь выше облаков.
Еще, казалось, здесь — как был таков!
Уже лишь точка на планшетной карте.

Я невесом и легок словно пух.
От скорости захватывает дух.
Здесь дальше горизонт и ярче звезды.
Крылом поймав воздушную струю,
я ей дышу и пьяный ветер пью,
винтом железным вспарывая воздух.

Смотри за мной внимательней, дружок.
Я совершаю затяжной прыжок
с земли до неба. В голубом атласе
небесных сфер летит мой самолет:
как птица, кувыркается и вот —
ныряет вниз и выпускает шасси.



ВОЙНА

Скажешь с досадой: пошел ты на…
Разве не видишь — идет война.
Идет война, разрази меня гром,
света со светом, добра с добром.
Война всех со всеми и против всех
всех поровну делит на этих и тех.
Чуешь под кожей воинственный зуд?
Око за око, зуб за зуб.

Эти считают, что правы, а те
уверены так же в своей правоте.
Ни этих, ни тех не упрятать в рукав.
Каждый из них по-своему прав.
В каждом есть свет, и на каждом вина.
Вот потому и идет война,
в которой не так уж и важен успех.
Война всех со всеми и против всех.



* * *

Жизнь проходит, значит, так и надо:
было-сплыло, поросло быльем.
Тянет в окна раннею прохладой,
пахнет утро стиранным бельем.

Новый день встает неторопливо.
Стынет в бочке темная вода.
Ветер бродит в зарослях крапивы.
Суетятся утки у пруда.

Плеск воды и, как напоминанье
о былом, колеблемый, сквозной,
солнца луч на отмели, купанье
и дорога долгая домой.



ВЕЧЕРНЕЕ

Помедлив на последнем рубеже,
скупое солнце прячется за крыши.
О том, что дело к вечеру уже,
я промолчу, но ты меня услышишь.
Ты свет зажжешь, и тьма сойдет на нет.
Прикроешь в доме окна, чтобы тыщи
ночных гостей, стремящихся на свет,
не вторглись в наше скромное жилище,
в котором только двое — ты и я,
живем как две нахохленные птицы.
Зачитанную книгу Бытия
открыв на заключительной странице,
мы будем молча наблюдать в окно
Вселенную от альфы до омеги,
как на плывущем к вечности, давно
от берега отчалившем ковчеге,
и плыть, и плыть сквозь заоконный мрак,
в холодное стекло уткнувшись лбами,
и чувствовать все явственнее, как
ночная тень сгущается над нами.



* * *

Такая погода: ни зги не видать
и ветер промозглый.
Еще уходящее время догнать,
быть может, не поздно.
Быть может, не поздно вскочить на ходу
в автобусик тесный.
Пусть где-нибудь с краю, не в первом ряду
занять свое место.

Но хмурое небо, пожалуй, не даст
последнего шанса.
Хрустит под ногами слежавшийся наст.
Три дня до аванса.
Хоть как-то дожить, доползти, дотянуть
до счастья, до лета.
И в этом желанье сегодня вся суть
моя как поэта.



ЧЕРНОВИК

Утро, похожее на черновик:
слово, еще одно слово, помарка.
Комната, лестница, улица, арка,
выход во двор, переулок, тупик.
Годы… зачеркнуто.
Счастье… зачеркнуто.
Будто с ног на голову перевернута
жизнь. Холодок от реки.
Кухонных диспутов крестики-нолики,
чайник на шатком, обшарпанном столике
пишутся с новой строки.
Где я? Забор в рыжеватой окалине.
Богом затерянный дом на окраине.
То ли Братеево, то ли Чертаново.
Все переписано. Начато заново.



Яндекс.Метрика Top.Mail.Ru