|
Материалы номера № 02 (398), 2022 г.
АНДРЕЙ ИВОНИН
Андрей Ивонин — поэт. Родился в 1959 году в Москве. Всю жизнь работает в театральной сфере, в настоящее время — в московском театре «Эрмитаж» заведующим художественно-постановочной частью. Член Союза Театральных Деятелей РФ. Почетный работник культуры г. Москвы. Член Союза писателей ХХI века с 2021 года. Стихи пишет с юности. В 1984 году занимался в литературной студии под руководством писательницы, прозаика, поэта и переводчика Ольги Ивановны Татариновой. Является членом секции поэзии Московского союза литераторов. Публикации в литературных журналах и альманахах. Лауреат Большой Международной Литературной Премии «Серебряный стрелец» (2011 г.), национальной литературной премии «Поэт года» (2016 г.), 7-й Международной поэтической премии «Образ» (2019 г.). Автор сборников стихотворений: «Слово» — 2008 г., «Начало» — 2015 г., «Повторенье пройденного» — 2018 г., «Говори со мной» — 2019 г., «Только стихи» — 2021 г.
БЕЗДОННОЕ НЕБО ВОТ ТАК И БЫВАЕТ
Вот так и бывает. Казалось, навечно замрет природа и холодно станет от стыни внутри и снаружи. И ломкий, колючий, с цветными прожилками лед покроет коростовой коркой окрестные лужи. А где-то под снегом трава, ожидая команды «На старт!», для подвигов будущих силу таит в настоящем. Вот тут то внезапно, как выстрел, случается март. И губы немеют, и сердце колотится чаще. И ты остановишься вдруг удивленно, почти не дыша. И это бездонное небо тебя с головой накрывает. И близкой становится чья-то чужая душа. Вот так и бывает, поверьте, вот так и бывает.
ВОРОБЬИ
Воробьи возвращаются в город, щебечут, галдят, во дворах мельтешат, суетятся у талых помоек. Вот один как из старого фильма заправский пират. А другой, посмотри, с желтым клювом, особенно боек. Среди медленных, важных, клюющих зерно голубей, они словно шпана беспризорная из подворотни. День встает над омытой дождями Москвой, и синей бесконечное небо над Бибирево и Капотней. Шумный город, как фокусник, прячет весну в рукаве. Солнце светит вовсю, словно летом, уже без утайки. И повсюду – на мокром асфальте, пожухлой траве – рассыпаются шустрой гурьбой воробьиные стайки. Вон их сколько! Шумят, задираются, прут на рожон. А недавно еще пропадали, и где – непонятно. Наступает апрель. Начинается теплый сезон. Воробьи возвращаются в город. И это приятно.
ПЕЙЗАЖ В ОКНЕ
Пейзаж в окне. Кусочек неба в раме. Часть улицы. Неспешного трамвая по кругу непрерывное движенье. Садящееся солнце за домами и в небе потерявшиеся птицы. В открывшейся для взора панораме нет ничего достойного вниманья художника. И день, что длится, почти прочитан, и тоска такая, что можно было б умереть, но знанье того, чему пока что нет названья, приковывает к окнам взгляд, где тени темнеющих домов, и сок растений, и стаи птиц, исполненных отваги, стремящиеся ввысь, – всего лишь звенья одной цепи, и ты в оцепененье, прислушиваясь и напрягая зренье, глядишь в окно, рисуя на бумаге: пустое небо, силуэт трамвая, пространство улиц, двор, кусты сирени, садящееся солнце за домами. И голубей…
ИМПРЕССИОНИЗМ
Как на полотнах импрессионистов, прозрачен день. Игрой теней и света опальный август завершает лето, и ветер по-осеннему неистов. Дождем умыты скверы и бульвары, особняков чугунные ограды, где красками Моне и Ренуара расписаны старинные фасады. Где воробьев шальное вольтерьянство: браниться, хорохорясь и хмелея. Где звонкое наполнено пространство пейзажами Сезанна и Сислея… Бродить до сумерек по набережным сонным, трястись в вагоне позднего трамвая, восторженным, смиренным, ослепленным, от боли и любви изнемогая.
АВГУСТ
Дело к осени. Август. Мириадами глаз древнегреческий Аргус смотрит с неба на нас. Этот месяц античный знает все наперед, по бульварам столичным, напевая, идет. В колее подворотен катит дней колесо. Словно воздух бесплотен и почти невесом, самолетиком тает в голубой синеве. В косы ленту вплетает порыжелой листве. Дням безветренным, летним поубавив огня, поцелуем последним осеняет меня.
* * *
Со временем былая пустота наполнится вдруг воздухом, дыханьем, прикосновеньем рук, сердцебиеньем и новой дивной музыкой, а та в себя впитает шорох и цветенье травы, деревьев, птичий щебет, цвет закатных облаков. И будут слух и зренье. И будет свет.
В МУЗЕЕ
Метафора амфоры, древнего быта осколки — аллюзия времени. Музейная пыль сродни космической пыли. Тени исчезнувших цивилизаций взывают из темени прошлого: стойте! Мы тоже когда-то, как вы, любили, мечтали, мы были! Воины и мореходы, простые крестьяне, строители… Мастер, корпевший над статуей, как твое имя? Мира навеки ушедшего безымянные жители смотрят на нас с фаюмских портретов глазами живыми.
* * *
Бог, в которого я не верю, все же хочет меня спасти: держит за руку, подстилает соломку. Сжимая в горсти, как воробышка в теплых ладонях меня несет. Пылинки с меня сдувает и думает, что спасет. В бездорожье указывает мне путь, говорит — иди! Если я оступлюсь, упаду, он поднимет, прижмет к груди, улыбнется усталой улыбкой и скажет: «Ну что ж ты, родной? Не ушибся? Вставай! Дай-ка я тебя пожалею, маленький мой». От ненастья укроет меня, даже если я не просил. И когда меня оставляют силы, дает мне сил. В самых темных моих закоулках включает свет. Бог, в которого я не верю. Которого нет.
* * *
Густое утро пробую на вкус, на звук и цвет, на ощупь и на запах. Морозный воздух пахнет как арбуз. И будущность стоит на задних лапах передо мной и жарким языком ладони лижет с радостью собачьей. Мне слезы застят свет, и в горле ком. Но день пока не начался, а значит — все впереди еще: и Божья благодать, и горний путь, и этот мир пред нами, что можно без конца перебирать глазами, сердцем, пальцами, губами.
ЛЕТЧИК
Стрелой пернатой, камнем из пращи взмываю ввысь — ищи меня, свищи! В порыве вдохновения, в азарте я поднимаюсь выше облаков. Еще, казалось, здесь — как был таков! Уже лишь точка на планшетной карте. Я невесом и легок словно пух. От скорости захватывает дух. Здесь дальше горизонт и ярче звезды. Крылом поймав воздушную струю, я ей дышу и пьяный ветер пью, винтом железным вспарывая воздух. Смотри за мной внимательней, дружок. Я совершаю затяжной прыжок с земли до неба. В голубом атласе небесных сфер летит мой самолет: как птица, кувыркается и вот — ныряет вниз и выпускает шасси.
ВОЙНА
Скажешь с досадой: пошел ты на… Разве не видишь — идет война. Идет война, разрази меня гром, света со светом, добра с добром. Война всех со всеми и против всех всех поровну делит на этих и тех. Чуешь под кожей воинственный зуд? Око за око, зуб за зуб. Эти считают, что правы, а те уверены так же в своей правоте. Ни этих, ни тех не упрятать в рукав. Каждый из них по-своему прав. В каждом есть свет, и на каждом вина. Вот потому и идет война, в которой не так уж и важен успех. Война всех со всеми и против всех.
* * *
Жизнь проходит, значит, так и надо: было-сплыло, поросло быльем. Тянет в окна раннею прохладой, пахнет утро стиранным бельем. Новый день встает неторопливо. Стынет в бочке темная вода. Ветер бродит в зарослях крапивы. Суетятся утки у пруда. Плеск воды и, как напоминанье о былом, колеблемый, сквозной, солнца луч на отмели, купанье и дорога долгая домой.
ВЕЧЕРНЕЕ
Помедлив на последнем рубеже, скупое солнце прячется за крыши. О том, что дело к вечеру уже, я промолчу, но ты меня услышишь. Ты свет зажжешь, и тьма сойдет на нет. Прикроешь в доме окна, чтобы тыщи ночных гостей, стремящихся на свет, не вторглись в наше скромное жилище, в котором только двое — ты и я, живем как две нахохленные птицы. Зачитанную книгу Бытия открыв на заключительной странице, мы будем молча наблюдать в окно Вселенную от альфы до омеги, как на плывущем к вечности, давно от берега отчалившем ковчеге, и плыть, и плыть сквозь заоконный мрак, в холодное стекло уткнувшись лбами, и чувствовать все явственнее, как ночная тень сгущается над нами.
* * *
Такая погода: ни зги не видать и ветер промозглый. Еще уходящее время догнать, быть может, не поздно. Быть может, не поздно вскочить на ходу в автобусик тесный. Пусть где-нибудь с краю, не в первом ряду занять свое место. Но хмурое небо, пожалуй, не даст последнего шанса. Хрустит под ногами слежавшийся наст. Три дня до аванса. Хоть как-то дожить, доползти, дотянуть до счастья, до лета. И в этом желанье сегодня вся суть моя как поэта.
ЧЕРНОВИК
Утро, похожее на черновик: слово, еще одно слово, помарка. Комната, лестница, улица, арка, выход во двор, переулок, тупик. Годы… зачеркнуто. Счастье… зачеркнуто. Будто с ног на голову перевернута жизнь. Холодок от реки. Кухонных диспутов крестики-нолики, чайник на шатком, обшарпанном столике пишутся с новой строки. Где я? Забор в рыжеватой окалине. Богом затерянный дом на окраине. То ли Братеево, то ли Чертаново. Все переписано. Начато заново.
| |