Материалы номера № 03 (399), 2022 г.

Каждый из Вас, вероятнее всего, держит в памяти те или иные события и моменты своей жизни, знаковые встречи, а также улыбки близких и родных. Любой человек загромождает свой мозг этой информацией, которая для большинства окружающих, если ею с ними поделиться, не значит ровным счетом ничего, а, может быть, и воспринимается как чужеродная и даже мусорная. Мы же бережно несем по жизни эти крохи воспоминаний, обращаясь к ним в самые сложные или, наоборот, самые светлые эпизоды нашего бытия. По своей сути мы и есть набор этих маленьких обрывков памяти, нанизанных на наше нынешнее существование.
Любой мальчуган в детстве ищет себе кумира, и это естественно. Нам очень хочется быть на кого-то похожим, копировать ту или иную манеру поведения, речь, повадки, а также поступки. Кто-то берет как прообраз героев романов, а в последние годы, ввиду угасания всеобщей любви к литературе, — тех или иных персонажей кинолент. Иные же обращают свои взоры на ближайшее окружение — отец, дед, возможно, старший брат или какой-то иной близкий родственник. Но кумир нужен и желательно, чтоб его можно было «изучать» и лицезреть не урывками, а постоянно и ежедневно.
Не мудрствуя лукаво, следует признать, что наиболее правильным вариантом кумира, со всех точек зрения, нужно признать образ отца. Он всегда или в большинстве случае рядом, именно его мы избираем объектом подражания и гордости, и именно на него хотим в будущем быть не просто похожими, а, скопировав его лучшие черты, сделаться достойным ношения фамилии, роли продолжателя рода. Но что даже важнее — удостоиться его похвалы, столь значимой для любого мальчишки, даже если ему самому далеко не один десяток и волосы на висках приобретают пепельную окраску. Похвала нужна всегда, даже спустя многие годы.
Обычно из детства нам помнится далеко не самое яркое или красочное событие, а то, что оставило серьезный след и достучалось до самой потаенной дверцы детской кристально-чистой души. Да, праздники, дни рождения всегда в памяти или на слуху, но со временем они становятся какой-то однородной массой событий, неразличимой сквозь годы. Каждый наберет десятки таких схожих серий воспоминаний, приятных нам, но не имеющих нужной «индивидуальности», значит, и не особенно нужных по жизни.
Куда важнее те крохотные эпизоды из жизни, что были частностью, обыденностью дня, а в течение жизни приобрели значительный вес. Возможно, в момент их свершения мы и не отдавали себе отчета, что это будет настолько сильно и памятно, а, может быть, даже и отчасти судьбоносно, но так получилось, что эффект и последствия от определенных действий превзошел все наши возможные ожидания и прогнозы.
В моей жизни также имеется множество подобных событий, о которых я раньше не распространялся, но понимаю, что именно в этих нюансах и демонстрируется важная часть становления личности, межличностных взаимодействий, а также отношений «отец — сын». Зачастую именно в подобных сценах сокрыт тайный смысл, невидимый непросвещенному взгляду, но остро ощущаемый самой личностью.
Честно говоря, детали помнятся не столь хорошо и узнаваемо, так как с годами наша память отсекает ненужные нюансы, оставляя лишь важные логические цепочки и звенья событий. Четко не скажу даже время года и свой возраст. Действительно, их сложно воспроизвести, так как многие события наслоились друг на друга, и то, что было раньше или позже, воспринимается практически как параллельно идущие события. Сезонность на память указать также весьма затруднительно, так как в те годы в Москве доминирующим был серо-грязный цвет, державшийся большую часть года.
Москва начала 90‑х годов — это не просто отдельная страница любого повествования, а отдельная глава жизни людей, переживших это не простое, но по-своему весьма незаурядное время.
Улицы были покрыты грязью, которая уже не лежала, а гордо восседала на островках уцелевшего асфальта. Тротуары загромождались лотками и прилавками с товарами, а практически все улицы города напоминали не самый уютный рынок, где вечно царила толкотня, суета и витавшая в воздухе поспешность.
Любой, кто находился здесь и сейчас, стремился как можно быстрее покинуть это место. Это не оксюморон, а реальность бытия. Сегодняшним обитателям мегаполисов этого не понять — они праздно гуляют, любуясь фасадами зданий, пьют кофе в многочисленных кофейнях с вынесенными на тротуары столиками и креслами, дабы любоваться видами на скверы, парки или витрины дорогих магазинов. Раньше было все то же самое, ну, наверное, кроме распития кофе на улицах, что не было ни модно, ни доступно в то переходное для страны время. Однако лоска улиц и праздного настроения у основной массы обитателей городов того времени не было и в помине. Все было в серых тонах, тоскливо, мрачно.
Это не означало, что жизни не было, или она остановилась. Нет, отнюдь. Жизнь продолжалась, только вот искра ее тускнела, будто подчеркивала общую затырканность и неустроенность постперестроечной России.
Пускай меня правильно поймут и не воспримут в штыки: я вырос в то время и для меня мое детство самое счастливое и светлое; но, взирая на облик мира тех лет, понимаешь, что это было далеко не самое лучшее время для страны, народа и радости жизни. Но мы-то жили и радовались — иначе зачем вообще тогда жить?!
Так вот, тусклые московские улицы сливались со скудностью построек, серостью людских потоков, стремящихся вдоль улиц, а также нудным течением безликих, «инкубаторских» автомобилей, постепенно наводнивших собою дворы и магистрали столицы. Еще каких-то десять лет назад улицы были практически свободны, а теперь в зад и вперед по ним летали машины отечественного и, что было крайней редкостью того времени, зарубежного происхождения. Это сейчас, увидев иномарку, мы об этом не задумываемся, а тогда подобное вызывало бурную реакцию детворы и подростков, сравнимую с лицезрением прохода боевой техники на красочном Параде 9‑го мая.
И все же, завершая данные наброски облика столицы времен постперестройки, нельзя не упомянуть, что та Москва, что предстала перед нами серым пластом и какой-то унылой действительностью, на самом деле была «чище» и доброжелательнее столицы сегодняшней, во всяком случае по моему личному убеждению. В ней не было столько напускного, столько фальши и нарочитой показухи. Все было предельно открыто, пускай и далеко от красочных картинок туристических буклетов. Зато этот город был по праву моим, как и многих миллионов обитателей. Сейчас же, выходя на улицы, чаще ощущаешь себя гостем в родном городе, чем его обитателем или просто микрочастью этого дышащего организма под названием мегаполис.
Время стремилось к обеденному, это я точно помню не потому, что прием пищи весьма важный отрезок в сутках, а потому, что дорога лежала с Патриарших прудов в сторону дома. Мы шли по улице Красина (бывший Староживодёрный переулок — «Старая Живодёрка»), которая в то время имела двустороннее движение и была довольно оживленной для выходного дня. Почему именно выходной день? Да потому что в другие дни отец работал допоздна, и наш с ним вояж был бы как минимум не возможен по причине его занятости. То ли мы гуляли на Патриарших, то ли шли из «супермаркета», который находился в то время на Садовом кольце и обладал изобилием продуктов и товаров, недоступных в обычных овощных лавках или гастрономах. Скорее всего мы шли из магазина, иначе как объяснить, что мы были вдвоем, без мамы? Да, и еще в памяти: руки отца были заняты какой-то ношей — так что версия с магазином скорее всего наиболее правильная и точная.
Внешне мы никак не выделялись из общего потока толпы — те же серые одеяния, на отце советская кепка, серое пальто, шарф, прикрывающий горло и добавляющий лоска заурядному советскому стилю. Я шел рядом, мальчуган лет 8 с пылающими глазами. На тот момент все, что попадалось мне на глаза, вызывало восторг, интерес и увлеченность: если это были машины, то мне хотелось знать — что и как, зачем и почему. По своей сути я не умолкал ни на минуту, чем, наверное, и раздражал окружающих, но разве кто-то сорвется на ребенка?!
Возвращаясь к нашему вояжу, следует указать, что это далеко не самая важная деталь, откуда мы шли, но, главное, мы шли вместе, болтали о чем-то своем, не обращая внимания на тяжесть ноши и наслаждались тем, что отец и сын идут вместе. А что еще может быть важнее для ребенка! Конечно, как мальчуган лет 8 я помогал чисто фигурально, но явно старался отвечать за хорошее настроение; поэтому всю дорогу наперебой я что-то рассказывал, комментировал, обсуждал — то есть ни на секунду не прекращал словесный поток, чем изрядно утомлял, но и веселил отца, добавляя ему сил для нашего движения домой.
Миновав несколько переулков и успешно добравшись до границы улицы Красина с Тишинской площадью, мы остановились у расположившейся неподалеку оживленной группы людей. Эта толпа окружала что-то или кого-то, но это обстоятельство еще больше привлекло наше внимание. Природное любопытство, а также детский неподдельный интерес взяли верх, и я убедил отца сделать передышку и полюбопытствовать, что же там происходило.
С трудом протиснувшись сквозь частокол из серых курток и пальто, я увидел на тротуаре сидящего молодого человека лет двадцати, активно водившего руками по лежащей перед ним картонке. Присмотревшись, я увидел крохотные светлого цвета стаканчики (колпачки) в его руках в количестве трех штук, а также белый шарик, не превышавший в диаметре двух сантиметров. Это было игра в «наперстки». Да, в то время каждый зарабатывал чем и как он только мог. А, может быть, и не зарабатывал, а дурил народ, выуживая из него последние копейки. Сегодня такое на улицах города уже и не встретить, а тогда подобное было обыденным, заурядным и вседоступным. Это не было законным, но разве в те годы кто-то на это обращал внимание?
Я много раз потом видел подобных наперсточников на улицах города, но все они были и есть для меня на одно лицо — глазки шаловливо‑хитрые, быстро бегающие из стороны в сторону, сгорбившаяся осанка, дабы несколько сузить визуально «рабочее поле», неброское одеяние, как правило, в духе того времени в серых тонах, и кепка, козырьком своим накрывающая часть лица, делая его еще более неузнаваемым.
Разве можно было потом в деталях описать этого человека? Где были его отличительные черты лица? Варианты дизайнерской одежды? Может, какой-то особый аромат мужских духов? Не было ровным счетом ничего, а, значит, и доказать, что именно он здесь был, дурил народ и выигрывал крупные суммы было задачей почти невозможной.
Так вот, мы приблизились к толпе зевак, и я с неподдельным интересом просочился сквозь эту стену из людских спин, посмотреть, что же там творилось. Народ во всю кричал, спорил, что-то оживленно обсуждал. Какой в этом интерес смотреть на жуликов с очень ловкими руками — выиграть практически невозможно, так как эти ребята используют весь арсенал запрещенных приемов, уловок, отвлекающих маневров — только бы не допустить правильно определить, где заветный шарик.
Жаль, но тогда, будучи еще очень маленьким и искренне верящим в человеческую порядочность, я этого не знал и даже не предполагал подобного сценария событий. Может, это и к лучшему, что дети чисты и наивны, но как же грязно, когда именно этим и пользуются окружающие, завлекая соблазнами и приманками.
«Пап, а давай посмотрим?», — робко и застенчиво произнес я, однако не получив ответа, стал канючить и просить все сильнее. Отец не хотел этого, понимая, чем все может обернуться, но видя мой огонь в глазах и детский задор, а также недюжий напор своего ребенка, нехотя, но согласился.
Ура! Я протиснулся ближе всех к эпицентру игры и стал жадно наблюдать, как раз за разом ловкие руки виртуоза-жулика обыгрывали зевак и забирали себе то или иное количество денежных купюр. Там и тут появлялись секунданты этого действа, которые контролировали процесс, проверяли платежеспособность клиентов‑игроков и, при необходимости, в случае назревающего конфликта пресекали его, дабы не привлекать избыточного внимания. Дело-то не совсем законное!
Вот бы мне сейчас на все это посмотреть со стороны, как стало возможно с годами при трезвом рассмотрении ситуации… Но нет! Глаза горели, и азартные мысли все сильнее и сильнее увлекала меня.
Наверное, мой отец тоже был бы не прочь сыграть, но при иных обстоятельствах и с опытным напарником. Но идея, к сожалению, пришедшая от меня, вынудила его подыграть сыну. Как это могло закончиться? Да уж вряд ли это имело серьезные шансы на успех.
«Хорошо, сынок. Один раз и пойдем домой обедать», — предложил он мне, что ввергло меня в неописуемый восторг.
«Мой отец-то точно самый наблюдательный, он-то не упустит шарик. Да и я на что?! Я сам ему помогу, и тогда мы сможем победить!»
Вот эти мысли вертелись у меня в голове, а ведь делить шкуру неубитого медведя по крайней мере неразумно. Спустя пару минут толпа зевак чуть поредела, и мы оказались у самого центра, то есть готовые принять вызов, с настроем выиграть эту игру.
Не буду даже пытаться вспомнить размер ставки, она не имеет к повествованию ни малейшего отношения, тогда я толком не осознавал сути размера денежных купюр: те, что красивее, те и дороже. Вот оно восприятие действительности в детстве. Стоит лишь упомянуть, что размер купюр, вероятнее всего, был внушительным, так как время было не самое богатое, а на «желания или интерес» играть никто и не думал.
Довольно легко и как-то обыденно было принято наше участие. Игра началась. Помню, что отец дал мне одно указание, приобняв меня, как тренер делает перед решающей заменой в футболе, — смотреть за шариком и тремя наперстками и, чтобы не случилось, не отрывать от них взора. Это зачем? Он же есть у меня, думалось мне. В этот момент я так сильно гордился им, тем что это мой папа, что сейчас он ради меня сможет первым одержать победу, что даже не вслушивался в его слова и наставления. Ради меня! Вот чего мне хотелось. Наверное, даже не столько этой победы, сколько именно для меня — чем больше любви, тем лучше!
Конечно же, смотрел я куда угодно, только не на наперстки — на окружающих, на папу, на этого игрока-виртуоза-жулика. Казалось, что радость от меня просто разлеталась во все стороны, а отец спокойно наблюдал за движением кистей и наперстков, не обращая внимания на меня, струящегося позитивом, нарочито заглядывавшего ему в глаза, дабы ловить его взгляд, чтоб он тоже мной гордился, как и я им.
Прошло некоторое время и, наслаждаясь этой ситуацией, я перевел взор на игровое поле. Последним движением, почти незаметным шарик из центрального колпачка переместился в ближний ко мне. Это видел я. Это видел мой отец. Это было последнее движение, и партия закончилась, теперь был черед угадаек. То ли действительно последний штрих не удался виртуозу-жулику, то ли мне посчастливилось наблюдать неуловимый перекат и четко проследить маневр шарика? Главное, что отец указал ровно на тот же колпачок-наперсток, что и я разглядел в финале игры. Я мог поклясться тогда и готов это сделать сейчас — мною шарик был четко прослежен и не было ни малейших сомнений, где он находится.
Вот только детская игра может и закончилась, а взрослая — только начиналась. Я видел страх в глазах виртуоза рукоделья и его приспешников, кои обступили моего отца, как только тот указал на, с большой вероятностью, верное место нахождения шарика. Да, никаких сомнений не было, при заведомо неверной локализации они даже не выходили из тени, а тут как стая шакалов налетели со всех сторон и шумели, создавая суету вокруг. Вот тут бы мне вспомнить про просьбу смотреть только на наперстки и шарик, но, почти ликуя от гордости, я смотрел на отца, на проигравшую сторону, как они копошились, дергались и суетились, на глазеющую толпу зевак, на всех и вся — настолько я был опьянен счастьем и гордостью за моего папу.
В этой части и кроется скрытый смысл азартной игры — везение ничто, когда есть ловкие руки и умелые приспешники, готовые прийти на помощь в трудную минуту. Посыпался поток реплик, подсказок, попыток как-то отвлечь или переключить моего отца, но он держался и не сводил глаз с указанного наперстка до тех пор, пока «организаторы» данной игры не начали настаивать на демонстрации платежеспособности обеих сторон.
Разумеется, деньги были и у тех, и у других, но вот момент отвлечения внимания на эту демонстрацию сработал идеально. Все переключили свои взоры на моего отца и, увы, не выполнив его просьбу, я тоже смотрел в его сторону. Он несколько раз напоминал мне о просьбе, даже улыбнулся, глядя на меня, но тщетно.
С моей стороны это был не какой-то контроль, это была гордость: «Смотрите, вот он мой папа!», — так и хотелось кричать на всю улицу. На тот момент не было мальчугана более счастливого, чем я.
Спустя мгновение «организаторы» игры потеряли интерес к демонстрации кредитоспособности нашей семьи. Лишь много лет спустя мне стало понятно, что именно в этот момент план по отвлечению внимания был реализован и шарик перемещен в иное место, а, следовательно, проигрыш нашей команды стал очевиден. Надо же было смотреть, следить и сигнализировать, но я был слишком увлечен эмоциями, переполнявшими меня, и гордостью, которую, к слову, я испытываю до сих пор.
Наш «крупье» снова улыбался, был вальяжен и несколько игрив. Это не насторожило моего отца, он-то видел, что я отвлекался и глазел куда угодно, кроме искомой точки. Ему исход стал очевиден, а, может быть, и был очевиден изначально, а вот я воспринял случившееся далее как далеко не маленькую трагедию.
Финал игры был неутешителен и предсказуем. Мы проиграли, отец расплатился, и мы пошли в сторону дома. Безрадостно и как-то удрученно шел я понуро, хотя папа болтал со мной всю дорогу и ни капли не ругал и не журил меня. В конце концов — это было мое желание, а я его так подвел.
Потеря денег и подобная оплошность были не самым приятным событием. Но с таким помощником как я разве можно было рассчитывать на что-то иное? Надежда на меня? Бессмысленно. А может, смысл и был в этом проигрыше? Не с позиции фатализма, а с позиции научить меня ответственности, контролю азарта, умению держать удар. Школа — бесплатный сыр лишь в мышеловке.
По прошествии более чем четверти века я с уверенностью могу сказать, что тот проигрыш, а точнее очевидный факт нечестной игры, научил меня многому. Нюансы решают исход любой баталии. Нельзя добиться серьезных результатов, не решив все мельчайшие уравнения и, таким образом, не склонив чащу весов в свою пользу.
Я не помню фактическую цену проигрыша того дня, но знаю возможные платы за поражение в течение жизни. Уметь проиграть, держать удар и двигаться дальше намного весомее, чем случайно одержанная победа, свалившаяся на тебя с неба.
Извлек ли я урок из этого рядового события жизни? В моей жизни нет тяги к азартным играм, но, что более весомо, я стал чаще обращать внимание на те самые мелочи — неочевидные события. Тончайшие нюансы стали играть весомую роль в решение различных задач и проблем уже моей активной, профессиональной жизни.
А если бы можно было бы вернуться назад? Красиво было бы сказать, что смотрел бы и следил за «крупье». Но нет! Я бы также любовался и гордился своим отцом. Он всегда был, есть и будет примером для меня в жизни и гордостью в любых ситуациях. А проигрыш? Пара купюр никого не сделают счастливым, а это воспоминание уже более четверти века в моем сердце дает нужную и понятную именно мне мотивацию. Единственное, что я бы сделал, вернувшись в прошлое, так это посмотрел бы в глаза этому молодому шулеру — ловкость рук при нем, так может ее тоже следовало бы направить в нужное, мирное русло. Думаю свой жизненный путь он выбрал не совсем правильно и, вероятнее всего, маршрут этой жизни лежал по наклонной. А, с другой стороны, — кому он интересен; это его жизнь и надо было бы дать ему по рукам, если б заметил подлог. Всегда и во всем надо поступать честно, а обман закона, а, еще весомее, совести — никогда не является правильным и достойным путем решения любых ситуаций.
Пускай доверия в тот день я не оправдал, но с тех пор, как мне кажется, вырос весьма достойным человеком: в глаза своему сыну могу смотреть, не испытывая угрызения совести. Не из-за этой игры, конечно, а потому, что всегда чувствовал доверие, поддержку, даже если на каком-то этапе их не всегда и оправдывал.
Мы больше не вспоминали те события, но сквозь десятилетия, хочу сказать отцу СПАСИБО. Много раз он приходил мне на помощь в детстве, отрочестве, во взрослой жизни. Не всегда мы это правильно оцениваем и думаем, что это лишнее — какой-то контроль и стариковство. По факту, упуская из виду, что это забота и попытка уменьшения подводных препятствий на дне реки нашей жизни.
Сейчас я сам уже папа, и готов также прийти на выручку как своему сыну, так и мои родителям. Всегда и везде. Говорят, что только дурак учится на своих ошибках, а мудрец на ошибках иных людей. Возможно, но, главное, если и делаешь ошибки, то учиться на них без потерь и серьезных фиаско. Этому и научил меня тот день. Проиграли мы не фатально, а опыт получил уже я, причем серьезный опыт ответственности, доверия, определенной устойчивости при нестандартных ситуациях — поверьте — бесценный и жизненный.
Может, стоит подобным образом дать почувствовать ответственность и моему сыну? Возможно. Только улица Красина (бывшая «Старая Живодёрка»), стала теперь односторонней, часто стоит в пробках, и жулики давно переместились с улиц в комфортные условия, где творят значительно более жуткие дела, а вблизи Тишинской площади в центре Москвы в «наперстки» уже не играют…