Главная
Издатель
Редакционный совет
Общественный совет
Редакция
О газете
Новости
О нас пишут
Свежий номер
Материалы номера
Архив номеров
Авторы
Лауреаты
Портреты поэтов
TV "Поэтоград"
Книжная серия
Гостевая книга
Контакты
Магазин

Материалы номера № 9 (15), 2011 г.



Ирина ГОЛУБЕВА

ГОРОД

Евгению Степанову

В том городе дорог на полчаса
неспешным шагом. Барышни одеты
в лен или ситец. Северное лето
приводит неизменно в школьный сад,
и лишь напоминают поезда
о том, что есть другие города.
В том августе хранятся якоря
всей жизни, ее трепетное пламя,
еще ничто не принуждает память,
и за разлуку не благодарят,
а если и случается уход,
он  — просто выход за предел ворот.
Там все живет в единственном числе,
в одном неизъяснимом чувстве детства,
одно светило, вспыхнув по соседству,
немедленно стирает ночи след,
и колыбель поет от сна до сна,
и ясен день, и мысль о нем ясна.
Там ждет чернил пустой тетрадный лист…
Неразделимы, влюблены, любимы —
единственные женщина с мужчиной —
отец и мама за руки взялись,
идут… Как долог фотографий ряд…
Порою там беззвучно говорят…
Там время, как тугая тетива,
а чтенье вслух, как близких душ сложенье,
там скрипка состязается в правах
с роялем  — завладеть воображеньем…
Тот город нашим взглядом мерит даль,
за горизонт ведя горизонталь.

Дмитрий ТЮПА

Скоморох

По проспектам пестрых мегаполисов
И в крысиные ходы трущоб
Мы спешим, не прерывая поисков, –
Кто готов нас выслушать еще?

Господа поэты, без сомнения,
Нас никто не звал, нигде не ждут.
Ваши мысли, чувства, откровения
Не спешите придавать суду.

Вы несете миру свет прозрения?
Оплюют вас люди свысока,
Засмеют с ухмылками презрения.
Что ж осталось? Дуло у виска?

Не давитесь кротким
Заиканием!
Жгите их коротким
Замыканием!

Метнется волком на овец
Ваш дикий хохот,
И вы услышите сердец
Покорный грохот.

Не боги мы и не пророки,
Зато весь вечер на арене.
Вперед, шуты и скоморохи!
Не смейте падать на колени!

Владимир АЛЕЙНИКОВ

* * *

Двор усыпан разноцветными листьями, лежащими, как поверженное персидское войско Дария. Над ними широко и свободно летает осенний скифский ветер. Зеленый плющ, разросшийся везде, цепкий, хваткий, упрямый, еще напоминает о минувшем лете, — но он ведь в любую пору года именно такой, несущий свой неизменный цвет сквозь пространство и время, — и он, в привычном своем постоянстве, молчалив и спокоен. А над ним — небо, утром и днем — свинцовое, вечером и ночью — темное, таящее звездные россыпи или ненароком показывающие их людям. Для чего? Да так. Чтобы просто сказать: все взаимосвязано во вселенной. И черный дрозд, ходивший по грядкам и клевавший лежащие там плоды алычи. И вибрирующие, поскрипывающие от порывов холодного воздуха ворота, за которыми — вся распахнутость Киммерии. И море, близкое, клокочущее неуемной энергией. И машущие кому-то знакомому оголенные ветви деревьев. И одинокая красная роза на длинном и тонком стебле, вечная сказка любви и печали. Коктебель в ноябре — мир, просторный, гулкий, огромный. Песня одиночества в нем — всего лишь одна, пусть и долго звучащая, нота. Вот она входит в музыку бытия, привыкает в ней жить, но вовсе не растворяется в ней, а помогает ей длиться — от сердца к сердцу, от души к душе. И нет этой музыке ни конца, ни краю. С нею вместе — светлее и радостнее обитать на озябшей земле.

Арсен МИРЗАЕВ

Евгению Степанову

Око и размах... У! Дети Ра! Дарите духам зари — око!..

Иннокентий МЕДВЕДЕВ

* * *

Пускай потешат языки
Вокруг нас злые люди.
Они умом недалеки —
И нам они не судьи…

Пусть говорят: "Ты ей не верь,
Она совсем другая.
И жаркий пыл ты свой умерь,
Ее оберегая!"

Нам говорят: "Не пара вы!",
С любимой мы не верим:
Не слушая людской молвы,
Заветный строим терем.

СЧАСТЬЕ

У каждого счастье и радость венцом —
Особая в жизни страница.
Кому уколоться — и дело с концом,
А кто без всего веселится.

Кому чистый воздух, кому большой дом,
А кто и шалаш сделал раем.
Хапуга хватает руками и ртом,
Не хапнет — закатится лаем.

Кому нужно мало, кому надо все,
Кто мерит, а тот отмеряет.
От этого каждому счастье свое,
Которое он принимает.
Которым гордится, которое есть –
Другого и знать не желает.
Считая за честь откровенную лесть:
Что вырастил, то пожинает.

Где счастье, там радость,
Где радость, там смех-
Как искры, сгорая, взлетает.
Господь делит счастье одно и на всех…
Которого нам не хватает.

ДВА БЕРЕГА

Любил ли я тебя, иль не любил,
Но этот миг тебя уж не волнует.
И я тебя почти уже забыл…
Туманный образ память лишь рисует.

Мы у судьбы и берега реки
И нас волнами годы омывают.
Мы то близки, то снова далеки.
То память тянет, то опять всплывает.

А берега все за рекой бегут
Хотят сойтись, но все же не сойдутся.


Лариса ЩЕРБАКОВА

Осень

Лист трепещет.
Знает — волю обретет,
И странник вещий
Указал на путь зловещий —
Вольный вниз он упадет.

Иль погонит ветер южный,
Вознесет, поднимет ввысь,
Дав поток стремлений нужных,
Дав идей, и без оружья,
Все равно за них дерись.

Пусть ранимый он и нежный,
Но подарит нам надежду.
Пожелтел, иль будет красен,
Но своей судьбой согласен
Показать, как мир прекрасен.

Золотом усеяв землю,
Отблеск виден даже звездам,
Под покровом чутко дремля,
Мир незримый будет создан,
Вспять отматывая время:
Сочной зеленью младою
И порою золотою
Миру честно отслужив,
Почернев и став землею,
Новую подарит жизнь.

Михаил ФИСЕНКО

Харбинский поезд…

Азия стынет, тяжелый мороз
Душу мою пробирает до слез…
Синих снегов забытье не пройти,
Поезд качает на дальнем пути…
Ночь, это синяя ночь пеленой.
Ночь эту ты коротаешь со мной.
В окнах вагона, куда взгляд не кинь —
Снежная пена маньчжурских равнин…
Мне не уснуть, мне в пути не уснуть,
Возле окна можно лишь прикорнуть.
Зябко в постели, доводит мороз.
Это к окну он меня перенес…
Женщина рядом и тоже не спит,
Ей проводник на своем говорит.
Что-то поняв, исчезает она,
Я остаюсь в темноте у окна…
И до утра, пока поезд стучит,
Что-то в душе моей русской не спит…

* * *

Их запишут в шестидесятники
По ранжиру и меркам страны,
Их запишут в шестидесятники,
В опаленную поросль войны.
Я сидел вместе с ними под звездами
У костра и со слов узнавал
Правду честную, правду грозную,
Слушал песни про лесоповал.
Я сидел у костра…, а по тундре
Поезд шел Воркута — Ленинград,
И товарища с трубочкой утром
Нас тяжелый пронизывал взгляд.
Говорилось, что был очень мудрый,
Много книг написал для страны…
Вились светлые женские кудри
В лесосеках моей стороны…
Но когда он ушел, все, что спряталось,
Всплыло вверх в половодье весны,
Перемолото времени пряхой,
Но навечно вросло в наши сны.
Полутемной жизнью барачной,
Стылой топью бескрайних болот,
Прорастает морошкой невзрачной,
И не знаю, навечно ль уйдет…

* * *

Любить тебя, глядеть в глаза озера,
В рассветный час и в поздний час ночной,
И чувствовать за нитью разговора
Слова любви, пришедшие с тобой.
И вспомнить все о девочке далекой,
Насмешливой, игривой и простой…
Глаза твои и твой упрямый локон
Мне видятся сквозь стекла ясных окон,
И забирают душу и покой.
В одном окне шумит трава густая,
И тянется тягучий летний зной.
В другом — весна, игривая, шальная
Кипит цветами, тянет за собой.
И есть окно, задумчиво и строго
Открыто в свет неведомый оно…
Листом осенним устлана дорога,
На белом свете так заведено…
Но снова я сквозь свет белесых стекол,
Укрытых снегом, вижу в том окне
Глаза твои и твой упрямых локон,
И снова думы, думы о весне…



Яндекс.Метрика Top.Mail.Ru