Материалы номера № 10 (61), 2013 г.

http://magazines.russ.ru/arion/2010/2/li16.html

Даже если поэт не задумывается о том, современны ли его стихи, актуальны ли они, собратья по перу вряд ли дадут ему об этом забыть. В последние годы очень ощутим прессинг такого мнения: будущее русской поэзии — в максимальном насыщении контекста всевозможными смыслами, аллюзиями и ассоциациями. Но постмодернистский народ почему-то недооценивает очевидную истину: плотность — не панацея; может быть, иногда лучше выделить ОДИН смысл из множества, нежели издеваться над читателями своей ученостью и эрудированностью. Плотность просто убивает в произведении задушевную интонационность. И вообще, нельзя безнаказанно загромождать произведение метафорами, это неизбежно аукнется незаметными на первый взгляд недостатками. Например, такое стихотворение будет трудно не только спеть, но даже адекватно воспринять на слух.

И в этом смысле, на мой взгляд, достоин уважения Андрей Коровин, который свернул с торной дороги современной русской поэзии, наплевал на то, что верлибры сейчас мало кому интересны, и спокойно идет опасной дорогой одиночек. Одиноческий путь в искусстве требует изрядного мужества: чем «навороченнее» стихи, тем выше их оценка в поэтической диаспоре. Не раз испытывал превратности такого отношения на себе: если пишу легким слогом, в котором много воздуха, то, по мнению критиков, «уступаю другим поэтам в масштабе таланта». Как только начинаю писать более плотные и игровые стихотворения, то, по мнению тех же критиков, «стремительно прогрессирую». Все это было бы смешно, когда бы не было так грустно.
«Надо будет это запомнить». Ахиллес настолько увлечен своим состязанием с черепахой в скорости бега, что попросту не может остановиться. Он еще не знает, что черепаха все равно быстрее. Герой Коровина мечтает хотя бы запомнить то, что увидел в пути — авось представится возможность вернуться. Но дважды войти в одну реку — такой возможности чудо нам не предоставляет. Скоростная жизнь в мегаполисе приводит к «дефрагментации» чуда: есть условия, в которых оно невидимо и неосязаемо, как третья сторона медали. Чудо «взрывает» реальную действительность своей незаангажированностью и ирреальностью. Оно явно не тяготеет к суициду и потому любит скрываться. Но человек уже заведен, как пружина; он настолько бурно вовлечен в текущую действительность, что не способен из нее вынырнуть. Ему даже, наверное, кажется, что его текущие дела будут поважнее, в этой мысленной иерархии, нежели созерцание случайно забредшего в метро невесть зачем чуда. И, с человеческой точки зрения, это должно быть для чуда крайне обидно.

писал об этом Евгений Евтушенко.

Вот так и мечется человек между жизнью и Богом; в жизни ему не хватает Бога, в Боге ему не хватает жизни. Впрочем, дело даже не в божествах… Удивление здесь, в стихотворении Андрея Коровина, происходит от странного соседства статики и динамики, от чужеродности Будды миру, где «все бегут, бегут, бегут, бегут, бегут — а он им светит». Оказывается, в динамичном мире статика — страшно заразительная вещь, вот и герой на какое-то мгновение взял — и остановился, хотя так и не понял, почему. Наверное, в мире бегущих (по волнам своей памяти, et cetera) пребывающий в состоянии олимпийского спокойствия человек тождествен чуду.