Главная
Издатель
Редакционный совет
Общественный совет
Редакция
О газете
Новости
О нас пишут
Свежий номер
Материалы номера
Архив номеров
Авторы
Лауреаты
Портреты поэтов
TV "Поэтоград"
Книжная серия
Гостевая книга
Контакты
Магазин

Материалы номера № 17 (118), 2014 г.



Дина Садыкова
Перевод поэзии, или поэзия перевода

Время собирать камни…
Перевод — это высокое и, без сомнения, великое искусство. Ведь в слове отражается и запечатлевается духовное наследие, которое передается из поколения в поколение, от народа к народу, сближая и обогащая различные культуры и языки.
Все мы знаем притчу о Вавилонской башне, крушение которой привело к смешению наречий и разобщению людей. Можно сказать, что переводчик поэзии — это дерзкий поэт, собирающий камни Вавилонской башни, сознавая, что "перевод стихов невозможен", и "каждый раз это исключение" (Маршак). Абсолютно эквивалентный оригиналу перевод поэзии невозможен, но именно эта "неосуществимость" является почвой для создания творческого пространства, где, по законам Неевклидовой геометрии, способны пересекаться мысли и чувства людей, выраженные на разных языках.
Стоит ли верить "мечтателям", видящим возможным объединить человечество через общий язык? Вспомним "звездный язык" Хлебникова или искусственный язык Эсперанто, теорию Николая Марра об общем для всех народов яфетическом праязыке… Пожалуй, именно национальные культурные различия обеспечивают бесконечное взаимодействие-обогащение языков. В этом смысле интересно современное толкование мифа о Вавилонском столпотворении. Н. С. Трубецкой пишет, что законы эволюции народов устроены так, что неизбежно влекут за собой возникновение и сохранение национальных отличий в области языка и культуры: "Писание рисует нам человечество, говорящее на одном языке, то есть лингвистически и культурно вполне однородное. И оказывается, что эта единая, общечеловеческая, лишенная всякого индивидуального, национального признака культура чрезвычайно односторонняя: при громадном развитии науки и техники (на что указывает самая возможность замысла стройки!) полная духовная бессодержательность и нравственное одичание". Таким образом, через многообразие языков и культурные различия, по мнению Трубецкова, Бог препятствует осуществлению этого замысла, установив в мире вечный закон национального дробления и множественности национальных языков и культур во благо всего человечества.
Безусловно, господствующий сегодня утилитарный подход к процессу художественного перевода и коммерциализация литературного процесса, вследствие которой качество переводов значительно уступает количеству, заставляет нас усомниться в великой миссии переводчика. Но, тем не менее, именно роль переводчика имеет ключевое значение в диалоге культур — важнейшего компонента в создании и сохранении мира.
Проблема художественного перевода, пожалуй, одна из самых полемичных. Сложно найти в литературоведении предмет, относительно которого существовало бы такое огромное количество полярных точек зрения. Вот лишь немногие вопросы, вокруг которых не утихают споры: Что есть художественный перевод: копия или новое художественное произведение? Какова допустимая мера вольности перевода? Что важнее при переводе: ориентация на сохранение и передачу особенностей литературы, с языка которой переводится произведение или обеспечение соответствия перевода нормам и традициям воспринимающей литературы? Возможно ли достижение в переводе абсолютной адекватности оригиналу, если нет, то какой перевод можно считать адекватным?
Не менее важен и сложен вопрос определения переводчика.
Известный художник и переводчик Вильгельм Левик утверждал: "Только подлинный поэт может быть хорошим переводчиком". Что мы можем наблюдать в творчестве таких выдающихся писателей-переводчиков, как В. Жуковский, А. Пушкин, М. Лермонтов, А. Толстой, И. Бунин, В. Брюсов, К. Чуковский, А. Ахматова, Б. Пастернак, И. Бродский…
Перевод поэзии — отнюдь не ремесло, хотя работа над словом требует ювелирной выделки. Это поистине творческий процесс. Необходимо обладать природной тонкостью языкового чутья, способностью настраиваться на волну автора, вживаясь в его чувства и мысли. Отсюда противоречие: переводчик — тень автора или его соперник? Что руководит им: корысть покорителя или самоотверженность влюбленного поэта? На соревновательный мотив в природе перевода указывал В. Брюсов в статье "Фиалки в тигеле", отмечая, что лучшие образцы зарубежной поэзии — это "вызов поэтам других народов: показать, что и их язык способен вместить тот же творческий замысел". Но ближе, на мой взгляд, определение перевода дал современный поэт–переводчик Григорий Кружков, характеризуя этот творческий процесс как любовный акт:
"Какова причина (raison d’être) переводов? — Та же, что и в любви: влечение к прекрасному. Это бессознательное чувство, проявление универсального Эроса, правящего миром. Как человеку, видящему прекрасный образ, недостаточно только любоваться им, но восхищение постепенно переходит в стремление овладеть предметом восхищения, так и поэт, влюбляясь в чужое, но прекрасное творение, стремится сделать “не свое” своим, слиться с ним — и доказать свою силу, способность этим “не своим” овладеть. Агрессивный момент здесь безусловно присутствует. Но и момент подчинения. Овладеть — но и отдаться, добровольно умалив свою свободу. (…)
И это не бесплодная любовь, ибо она рождает новое живое — стихотворение. Да, это в некотором роде “смешение” двух поэтов, но как интересно глядеть на это “смешение”, узнавая в дитяти черты обоих “родителей” и в то же время — достоинство особой, самостоятельной жизни!"
Переводчик должен стремиться к точности перевода, не забывая, что хороший перевод имеет самостоятельную художественную ценность. Важно учитывать, что не все языки "генетически" совместимы. К примеру, если лирику Афанасия Фета, в основе которой лежит прием символической звукописи, облачить в жесткие кандалы немецкого языка, вместе с ласкающей слух мелодикой стихотворения погибнет и философская эстетика поэта. Бывают иные случаи, когда в контексте перевода оживают не подразумевавшиеся в оригинале смыслы, что может быть обусловлено не прихотью переводчика, а лексико-семантическими возможностями самого языка.
Говоря об адекватности перевода поэзии, Вильгельм Левик отмечал, что "можно лишь создать новое поэтическое произведение, похожее на оригинал, как брат походит на брата или ребенок на своих родителей".
Еще одна сложность при переводе поэтического текста заключается в создании подстрочника. Большинство переводчиков, не являющихся носителями переводимого языка, опираются на подстрочный перевод, а он, в свою очередь, не в состоянии передать всей эстетической и смысловой ценности оригинального произведения. Вместе с музыкой стихотворения в дословном подстрочнике теряются многие семантические, интонационные и эмоционально-образные связи. Если взять, к примеру, опыт работы великих переводчиков (К. Чуковский, С. Маршак, В. Левик и др.), то они либо в совершенстве владели языком оригинала, либо глубоко изучали культуру и особенности языка переводимого произведения, прежде чем браться за перевод.
Сегодня не так много переводчиков, искусно владеющих несколькими языками. И потому возникает необходимость создания "гиперподстрочника", превышающего обычный подстрочник в несколько раз. Современный поэт и переводчик Максим Амелин, уделяющий большое внимание метрико-ритмическому соответствию перевода оригиналу, пишет: "Такие подстрочники я обычно делаю себе сам, приступая к любому переводу: помимо чисто смысловых вещей в них отмечаются синонимические ряды, однокоренные образования, синтаксические и стилистические особенности, качество созвучий и многие другие тонкости, могущие пригодиться в работе".
Помимо кропотливой работы над текстом оригинала, логического осмысления структуры и смысла произведения, главное в работе переводчика — умение передать дух оригинального произведения, прочувствовать нерв, из которого оно родилось. Иначе, став рабом детали и сухой теории перевода, можно не найти ключ к переводимому тексту. Русская школа перевода имела в своей истории период, когда задачи переводчиков сводились к буквальному калькированию оригинала, что привело искусство перевода к катастрофическому упадку. Столь же губительно и вольное обращение с оригиналом, приводящее к искажению смысла и формы, утрате авторских и национальных особенностей произведения. Наиболее яркий тому пример — переводы Бальмонта, стилизировавшего переводимые тексты под себя.
Корней Чуковский говорил: "Ямбы надо переводить ямбами, хореи — хореями, но красоту надо переводить красотой". Он в числе первых начал разрабатывать методологию художественного перевода, и плодотворно занимался этой проблематикой на протяжении полувека.
Чуковский по праву считается основоположником отечественной теории художественного перевода. Брошюра К. Чуковского и Н. Гумилева "Принципы художественного перевода", изданная по заказу М. Горького для внутреннего пользования сотрудниками издательства "Всемирная литература" в 1919 году, была первым методологическим пособием для переводчиков. В эту же книгу вошли статьи Батюшкова и весьма ценные комментарии М. Горького. В то время фактически не существовало каких-либо научных подходов к проблеме художественного перевода, за исключением редких статей отдельных переводчиков. В этом смысле показателен диалог К. Чуковского и М. Горького, приведенный в книге "Высокое искусство":
"Однажды Алексей Максимович во время заседания нашей коллегии обратился ко мне с вопросом, с каким обращался к другим:
— Что вы считаете хорошим переводом?
Я стал в тупик и ответил невнятно:
— Тот… который… наиболее художественный…
— А какой вы считаете наиболее художественным?
— Тот… который… верно передает поэтическое своеобразие подлинника.
— А что такое — верно передать? И что такое поэтическое своеобразие подлинника?
Здесь я окончательно смутился. Инстинктивным литературным чутьем я мог и тогда отличить хороший перевод от плохого, но дать теоретическое обоснование тех или иных своих оценок — к этому я не был подготовлен. Тогда не существовало ни одной русской книги, посвященной теории перевода. Пытаясь написать такую книгу, я чувствовал себя одиночкой, бредущим по неведомой дороге".
Итоги великого труда Корнея Чуковского в области теории художественного перевода нашли наиболее полное отражение в его знаменитой книге "Высокое искусство" 1964 года, являющейся актуальной методологической базой и в наши дни. Суть подхода Чуковского к художественному переводу — в синтезе науки и искусства. Он требовал достижения высокой степени адекватности перевода путем полного раскрытия смысла и воссоздания всех аспектов оригинала: стиля, средств художественной выразительности, особенностей интонации и языка автора, передачи эмоциональности художественной речи и др.
Сегодня проблемы перевода рассматриваются не только с лингвистической и литературоведческой точки зрения, но становятся объектом исследования таких гуманитарных наук как социология, психология, философия… Большого внимания заслуживает книга филолога и философа Натальи Автономовой "Познание и перевод. Опыты философии языка", в которой развертывается идея о языке и переводе как о рефлексивном ресурсе понимания, а также обосновывается мысль о созревании в современной интеллектуальной культуре предпосылок для "философии перевода", способности перевода взять на себя "всю ответственность за судьбу разума" (Деррида). Наталья Автономова подчеркивает, что работа над переводами требует высокой профессиональной подготовки, широты филологического и культурологического кругозора и, прежде всего, ментальной открытости, готовности понять и принять новое, без "патологического страха" разнообразия.
Перевод — это искусство понимания. Здесь важен сакральный момент слияния с речью переводимого автора, когда его жизнь, чувства и мысли, отраженные в художественном мире, постигаются переводчиком как собственный жизненный опыт. Недаром многие переводчики проводили параллель между искусством перевода и искусством актерского мастерства. Наиболее точно эту формулу выразил поэт и переводчик Борис Пастернак:

Когда строку диктует чувство,
Оно на сцену шлет раба,
И тут кончается искусство
И дышат почва и судьба.

По своей природе перевод множественен, это бесконечный процесс познания и воссоздания смысла, поскольку язык — живая, открытая система, которая постоянно движется и меняется, наполняя творение, рожденное в иной флоре и фауне, своей кровью, новым дыханием. В процессе создания перевода "по образу и подобию" оригинала действуют те же законы, что и в биологии. Прежде всего, закон наследственности и изменчивости: сохраняя черты оригинала, перевод, так или иначе, преломляется через призму времени и личности переводчика, оставляющем на глине языка свой неповторимый отпечаток. И в этом — залог бессмертия произведения.
Помимо литературного опыта, перевод несет в себе важный урок толерантности, особенно необходимой сегодня, когда в мире крайне остро ощущается разрозненность и даже катастрофическая враждебность как межнациональная, так и общечеловеческая. По сути, перевод — это попытка доказать, что люди, живущие в разное время и на разном пространстве, имеющие разные культурные традиции и говорящие на разных языках, способны найти общий язык и существовать в мире в единстве и гармонии.

Дина САДЫКОВА



Яндекс.Метрика Top.Mail.Ru