Главная
Издатель
Редакционный совет
Общественный совет
Редакция
О газете
Новости
О нас пишут
Свежий номер
Материалы номера
Архив номеров
Авторы
Лауреаты
Портреты поэтов
TV "Поэтоград"
Книжная серия
Гостевая книга
Контакты
Магазин

Материалы номера № 18 (223), 2016 г.



Иван ГОБЗЕВ
ДУШ

Давно известно, что искусство – это окно в другой мир. И хотя этого другого мира не существует, люди все равно туда стремятся. Он не утешает, а показывает пропасть между реальностью и фантазией, отнимает надежду. Но, тем не менее, становится последним пристанищем разочарованной души.
Вот о чем я думаю, сидя в кинотеатре. Рядом со мной такие же горемыки, как и я, только, похоже, они ни о чем не думают. Это и к лучшему. Кто не думает, у того все хорошо. Правда, древние мудрецы призывали подчинить свою жизнь разуму. Не знаю, вышло ли у кого-нибудь и что именно вышло.
Зрители одеты преимущественно в плотную мешковину, что и понятно – она хорошо задерживает песок и пыль. Кто-то даже не снял повязку с лица, до того привык с ней ходить. Широкие шляпы, сапоги. Пожалуй, как в первых синематографах на Диком Западе. Под ногами, на сиденьях, в зубах – повсюду песок. Особенно много его по углам, туда его задувает, там меньше всего ходят.
Раньше считалось, что человеку для поддержания полноценной жизни необходимо два литра воды в день. Теперь люди обходятся ста граммами. В остальное время все жуют жировые пастилки. Делаются они из жира верблюдов. И питательно, и большое количество влаги. Пастилки воду отдают очень медленно, можно одну жевать полдня. К тому же слюноотделение – тоже как будто вода. Хорошо зверям, которые воду привыкли получать из пищи. Например, львам. Надеюсь, мы тоже так привыкнем.
Не знаю, может, мы эволюционировали и превращаемся в верблюдов? Неплохо, если так, потому что все время хочется пить. Даже во сне. Это навязчивая мысль, как у наркомана. О чем бы ты ни думал, чем бы ты ни занимался, на заднем фоне постоянное желание пить. Отвлечься нельзя. Мне снятся холодные черные озера, в которые я захожу по колено, полощу руки и потом начинаю черпать ладонями воду. Но ничего не удается донести до рта, все уходит между пальцев. Тогда я догадываюсь – надо быстрее, прежде чем я проснусь, броситься лицом вниз и напиться. Но едва мне в голову приходит эта мысль, как я на самом деле просыпаюсь.
У меня есть маленькое зеркало, которое я ношу с собой. Не для того чтобы прихорашиваться. Просто часто бывает нужно посмотреть в свои глаза. Оно довольно мутное, серебряное покрытие местами стерлось.
Лицо у меня морщинистое и сухое, как кора ели, которую убил короед. Только чуть светлее. Зато глаза горят, потому что они голубые и этим выделяются на фоне коры. Я смотрю – не бегают ли они у меня, нет ли самодовольной или надменной улыбки. Зубы, кстати, совсем белые. Не понятно отчего. Может постоянный песок во рту их шлифует? Или дело в жвачке из концентрированного жира? Наверно, и то и другое вместе, песчинки вязнут в жвачке и чистят зубы…
Гаснет свет. "Тишина!" – кричит кто-то.
На Земле больше не осталось пресной воды, совсем. Только немного соленой. Опреснять ее смысла нет, слишком быстро закончится, а она и такая нужна. На полюсах тоже теперь песчаные пустыни. Пресную воду привозят издалека, из космоса, со спутников Юпитера. До них нужно очень долго лететь, многие месяцы, и потом столько же времени обратно, волоча огромные глыбы льда. Понятное дело, что эта вода стоит огромных денег. Почти вся она идет на удобрение растений, а кое-что нам – на питье. Не думаю, что даже богатые получают ее больше. С этим все строго. Вода – это самая большая ценность на свете. Хотя коррупция есть всегда. Не могу исключить, что какой-нибудь владелец фабрики по изготовлению жировых пастилок наливает себе полную ванную водой и залезает в нее голый. Нет, он не пьет ее. Он просто лежит. Может, даже мочится прямо в ванне. Потом сливает и выходит, как ни в чем не бывало, влезает в тапочки, обтирается полотенцем, размышляя о делах. За закрытыми глазами я вижу эту воду – она совершенно прозрачная. Видны его толстые волосатые ноги. На поверхности, которую приводит в движение его тело, играют огни потолочного светильника. Она сверкает и этим манит еще сильнее. О, я бы окунулся в нее с головой! Пускай она горячая, пускай в нее нассал этот подонок, я бы все равно выпил ее всю!
Я открываю глаза и понимаю, что тяжело дышу – от волнения. Лоб покрылся холодной испариной. О боже, что же я делаю, нельзя потеть! Я выплевываю в ладонь пастилку, чтобы посмотреть, остался ли в ней еще жир или лучше новую взять. Вкус у нее, конечно, отвратительный. Как будто сосешь густое машинное масло. Ничего, белые жировые точки еще есть, можно дальше жевать.
А что если человек в пустыне потеряет пастилки? Долго ли протянет? – думаю я. Наверно, день от силы. Вода в организме и так на минимуме. Да уж, этот человек, хозяин фабрики пастилок, может позволить себе ванну! Он же, как бог, все в его руках…
Хотя, если честно, я не знаю, кто и как производит этот жир. Вряд ли бизнес в руках монополиста. Это же дело государственной важности.
– Тише! – опять кричит кто-то рядом со мной. Глаза у него красные, воспаленные, наверно, от песка. Сразу видно, что человек работает на улице. Мне подумалось, что от такого человека должно обязательно пахнуть перегаром. Но какое там, алкоголь есть теперь только в музеях. Зато от него пахнет табачным дымом. Что тоже само по себе странно – курение в условиях обезвоживания усиливает жажду.
Но вот, зажегся экран! Все сразу стихли без всякого принуждения. Показывают что-то новенькое. В том смысле, что я раньше не видел, хотя сам фильм явно очень старый – черно-белый. Если, конечно, это не какая-нибудь стилизация (или как там это называется).
Фильм начался откуда-то с середины, как это обычно у нас бывает. За столом сидит блондинка с короткой стрижкой. Длинная белая шея открыта. Она пишет на листе бумаги какие-то цифры, потом, подняв голову, ведет про себя подсчет. Вздыхает, что-то не сходится, наверное. Она рвет на клочки листок, но без раздражения, а равнодушно, видимо, с самого начала так планировала – чтобы никто не увидел расчетов. Пока ничего особенного, зрители ждут. И тут вдруг, как оглушительный взрыв, как мощный удар по голове, наступает кульминация. Она подходит к унитазу, бросает в него клочки и нажимает кнопку спуска воды! В зале поднимается волнение. Слышны вздохи, стоны и тихие возгласы, вроде: "Твою-то!.. Что творит, сучка!"
Когда унитаз наполняется спущенной из бачка воды, и клочки бодро всплывают, возмущение зрителей нарастает. Мой сосед не выдерживает:
– Э-э-э, ты смотри, что делаешь!
Еще бы, я и сам на грани. Мы смываем за собой песком. Воду лить в унитаз – это за пределами добра и зла.
Но дальше – больше.
Она скидывает в халат, заходит в душ и стоит под ним, что-то делая руками – не видно, что. А, открывает кран и берет мыло. Специально не спеша – как будто играет у нас на нервах. Я, как и весь зал, надеюсь, что ничего не произойдет, и она сейчас выйдет из душа. Но нет, она его все-таки включает!
Струи воды низвергаются на ее молодое голое тело. Она, нарочито наслаждаясь, насмехается над нами – подставляет лицо, груди волшебному дождю, трет мылом руки, шею, и не торопится. Она блаженствует.
В зале вскакивают с мест и кричат. В экран летят шляпы, сапоги, перчатки. Ненависть и злоба искажают лица, люди не в силах больше терпеть. Но кого наказать за это унижение? Экран? Ему-то что! Киномеханика? Пойди до него доберись! Сжечь кинотеатр? Долго. Но рядом есть соседи! Начинается мордобой. Вон кого-то повалили и бьют каблуком в голову. Тут мой сосед вытаскивает нож из-за пазухи и поворачивается ко мне.
Во взгляде его пустота. Там ничего нет, там тьма безвидная, как, наверно, в глубоком космосе. Лицо его угрожающе побелело, и даже седая щетина нацелилась в мою сторону.
Я понял, что сейчас он меня зарежет. И не был готов ничего предпринять – вот так перед лицом смерти вдруг некстати тобой овладевают апатия и беспомощность!
Помощь пришла, откуда я ее меньше всего мог бы ждать.
– Смотрите! Смотрите! – радостные крики раздались отовсюду. – Смотрите!
Зрители, мой сосед, а за ним и я обратили взгляд на экран. Там некто невидимый наносил девушке удар за ударом – огромным ножом. Она пыталась защититься, отвести руку убийцы, но он был сильнее. Раз! раз! удар и еще удар, и потоки крови вместе с водой хлынули в слив. Тот факт, что кровь смешивается с водой, успокаивает зрителей. Свой грех она как бы смывает кровью – единственная равновесная плата!
– Получила, сука?! – слышится голос из зала, но не злой, а довольный и умиротворенный. Люди протягивают друг другу руки, просят прощения. Обнимаются, смеются, кто-то плачет. Мой сосед убирает нож  и вдруг хватает меня за плечи. Я пытаюсь защищаться, но он с силой притягивает к себе и колет щетиной в губы. Что это было? Черт, он меня поцеловал! Он быстро отворачивается и направляется к двери, на ходу вытирая тыльной стороной ладони щеку.
А на экране девушка медленно сползает по кафельной стене в поддон. Она еще жива и тянет руку в зал. Она умирает. Ее огромный застывший глаз смотрит на нас. Конец сеанса, люди покидают кинотеатр.



Яндекс.Метрика Top.Mail.Ru