Главная
Издатель
Редакционный совет
Общественный совет
Редакция
О газете
Новости
О нас пишут
Свежий номер
Материалы номера
Архив номеров
Авторы
Лауреаты
Портреты поэтов
TV "Поэтоград"
Книжная серия
Гостевая книга
Контакты
Магазин

Материалы номера № 27 (284), 2017 г.



Валерия Нарбикова.
"Пешеход"



М.: "Издательство ДООС", 2017

Действие в этой книге начинается с поцелуя, такого, что весь мир замер, и время остановилось. Да так и не вернулось к обычному размеренному тиканью. А как может быть иначе, если персонажи тут не совсем обычные. Он какой-то загадочный пешеход, а она и вовсе мелодия своего имени — Та-Та-та. Такой барабанчик, то веселый, то тревожный. И поцелуй этот не завязка, как положено вначале романа, а кульминация, ведь большего между героями не будет. Они вполне реальные Миша и Таня, и есть ключ, и квартира, и кровать со свежим бельем, и коньяк в шкафчике. И вполне реально кружится у Миши голова — в прямом смысле слова, и только воззвав: "О Господи!" — можно воздействовать на загадочный ободок вокруг шеи, остановить вращение и придти в себя. Ведь любовь как раз и опасна тем, что ты приходишь в другого человека, и его мысли и фантазии становятся твоими. А потом только сон, в котором они друг друга теряют.
Этим безмолвным "О Господи!" пронизан весь роман. Орфей ищет свою мелодию, Эвридика ищет своего пешехода, проводника в пространство любви — libestraum, неподвластное ни разуму, ни социуму. И, может быть, все было бы не так сложно, но оглядывается вовсе не Орфей, а как раз Эвридика. Ведь у нее, как это обычно бывает в романах Нарбиковой, есть возлюбленный, который не любит ее, и любовник, которого не любит она. И еще кто-то третий, реально нереальный, всепонимающий и всепрощающий герой романа — в литературном смысле. Но сила чувства так велика, что пронизывает всю квартиру так, что уже и хозяин этой квартиры видит персонажа Таниного мира. А этот персонаж ни кто иной, как поверженный Наполеон — символ преходящей власти и славы, и кровоточит на его груди ранка, ибо все проходит, а сердечные раны не заживают.
В этой книге есть нечто новое по сравнению с предыдущими книгами Нарбиковой. Раньше было так — героиня с одним из персонажей едет, скажем, в Крым, а с другим в то же время в Ленинград. И никаких проблем. Здесь иначе. Сначала она расстается с возлюбленным, потом с любовником, а с третьим, самым тем, никак не может соединиться. Он появляется, когда думаешь, что его на самом деле в этой жизни давно нет, и исчезает, как только убедишься в его реальности.
Но не ждите каких-то фантазий и сюрреалистических изысков, все действие происходит в мире вполне реальном. Персонажи выписаны детально, до узнавания. Они сидят в кафе, пьют, едят, переругиваются, смеются, люди как люди, по-своему странноватые. "Я странен. А не странен кто?" — Гамлет, сказавший это, точно был странный. А если нет у тебя странностей, то, может, ты и не человек вовсе. И вот за странным для мужчины именем Ляля открывается Ярослав, Тим Тимыч вообще Тимур. Ерема, возможно, Иеремия. А Дураков сам по себе костюм, который не пачкается, не рвется, не мнется, такая вот неуничтожимая телесная оболочка. Возникает исторический театр, где идет пьеса, содержания которой актеры не знают. Спектакль, где любит неизвестно кто неизвестно кого, и только суфлер может подсказать текст. Но суфлер и сам этого не знает, да его никто и не слышит, ведь он по ту сторону сцены, жизни. Подсказать он не может, он может только проводить, например, в Коломенское, в домик Петра Первого, где вас встретит сам Пётр, добрый, мудрый, гостеприимный. Будете вы пить из золотых бокалов и разговаривать о своей любви.
Миша — суфлер, пешеход — водит заказавшего экскурсию человека по Москве. Но какая это Москва? Ведь она на глазах превращается в город архитектурных призраков. Вот, например, гостиница "Москва". Кто помнит ее раньшешную, то так ее и видит. Сегодняшний облик — это фантом, муляж. А для тех, кто вырос позже, это и есть реальность. Константин Кедров заметил в своей документально-биографической мистерии "Голоса", что со временем замечаешь — вокруг тебя ушедших становится больше, чем оставшихся. Вот и Таня не очень различает, кто есть кто, тем более, что ее Мишу остальные герои не очень-то видят. Наполеона даже видят, а Мишу никак не разглядят. Вроде он есть, а вроде и нет. И куда приведет этот пешеход, никто предсказать не может.
Роман Нарбиковой "Шепот шума", вышедший в 90-е, начинался со смерти и так и двигался от одной смерти к другой, и все умершие становились одной семьей, где все любят друг друга. И только главный герой в момент смерти одинок. Он роет подземный ход к своему гробу, забирается в него и уже тогда умирает. В "Пешеходе" автор открывает другую перспективу — выстраивает свой мир любви, где "несть болезни, печали, ни воздыхания, но жизнь бесконечная". Да нет, жизни бесконечной тоже нет. Есть растворение, исчезновение, просто потому что время пришло. Нежная смерть. Так уходят из жизни необычные, необыкновенно милые, доброжелательные существа, с которыми Таню знакомит Миша. Это люди, но лица у них птичьи, с клювами. Они не говорят, но все понимают и могут дать ответ на любой ваш вопрос — только письменно. И звуки они произносят очень мелодичные, что-то вроде ля-ля-ля. Так меняется мелодия повествования — от беспечно-тревожного та-та-та к спокойному и нежному ля-ля-ля. А пешеход-проводник ведет уже эту стайку Анубисов в ту самую квартиру, где все началось и ничем не кончилось, где нет замков, а дверь прижата к косяку тряпкой, чтобы не хлопала от потустороннего сквозняка. И все наконец встретились, и все счастливы, и ничего не страшно. Ведь из букв слова "трагедия" можно сложить фразу: ад ради рая — катарсис.
Книга замечательно проиллюстрирована Виктором Гоппе.

Елена КАЦЮБА



Яндекс.Метрика Top.Mail.Ru