Материалы номера № 7 (22), 2012 г.

Живая речь. Живой разговор.
Интервью — это тоже поэзия.
Поэзия сиюминутности; поэзия схваченной за крыло бабочки-вечности.
Евгений Степанов, сам поэт, по ходу жизни, внутри своего времени, встречался и говорил с целым созвездием русских поэтов.
Ему посчастливилось.
Двадцатый век и век двадцать первый, рубежи и преграды, ломка границ и запретов, ломка творческих психологий, вечность Слова, которому служишь,— Евгений Степанов наблюдал непростые судьбы и принимал живейшее участие в «разборках» бурного и сложного времени, и книга «Диалоги о поэзии», книга бесценных интервью с поэтами, настоящими художниками, крупными, мощными личностями — залог того, что поэзия неподвластна смерти: обещание, что поэзия не только БЫЛА и ЕСТЬ, но и БУДЕТ.
Интервью — с виду простой, а на деле коварный жанр: задающий вопросы может взять верх над отвечающим, а может подпасть под его власть и обаяние. В разговорах, что ведет Евгений Степанов, найдена точная мера, гармония истинной беседы: это, по сути, не интервью, а именно БЕСЕДЫ — поэта с поэтом, художника с художником, автора с автором.
Степанов в этой вольной — и в то же время конструктивно организованной, интеллектуально скомпонованной — беседе не авторитарен, а по-настоящему тонок и деликатен: разговаривая, он умеет СЛУШАТЬ, и это очень важно — перед читателем этих уникальных интервью выявляется, встает в полный рост ЛИЧНОСТЬ каждого рассказчика.
А личности в книге, надо отметить,— действительно то, что принято называть «гордостью нации».
Бахыт Кенжеев и Андрей Коровин, Слава Лён и Олег Хлебников, Олжас Сулейменов и Игорь Панин, Владимир Алейников, легендарный «СМОГовец», и совсем молодой красноярец Антон Нечаев, Марина Саввиных и Константин Кедров — медленно разворачивается огромный писательский, поэтический «веер», и безумно интересно погружаться в подробности этих разговоров‑рассказов, потому что за каждым информативно концентрированным интервью стоит целая жизнь, вырисовывается четкий творческий вектор: читая высказывания поэтов, мы становимся соучастниками творческого процесса, наблюдателями того, что скрыто за строками известных стихов — и от этого образ автора насыщается новизной, становится ближе, роднее, «трехмернее».
В книге — разговоры не только с живыми и живущими, но и с поэтами, которые ушли от нас. «Иных уж нет, а те далече…»
Вот слышен голос Алексея Даена, что так недавно жил в Нью-Йорке:
«— Дай дефиницию поэзии.
—Воздух. Свобода. Страсть. Сила».
Вот легендарный Алексей Хвостенко — это он говорит нам про Бродского, и ясно слышен его голос, спевший на земле сто дивных песен:
«Так нас (с Бродским) и судили в одно время. Мы ровесники. В хороших отношениях. Меня судили раньше, чем его. Помню, на моем первом суде он пытался за меня заступиться, кричал что-то. А потом и его замели. Буквально через месяц. Словом, все это было жутковато. Вот и пришлось уехать».
Однако голоса живых перебивают голоса тех, что нас покинули; вот Елена Кацюба, ее неповторимая интонация, за мягкостью и женственностью которой — четкость и жесткость ясного полета смелой мысли:
«Поэзия — это постоянное сотворение мира. У слова, как у человека, есть душа и тело. Тело — это смысл, а душа — звучание. Поэзия раскрывает душу слова. Первое слово было написано звездами. Войти в программу жизни мог только тот, кто занес ее код в небесный компьютер. Так сейчас мы вводим пароль — и он проявляется звездочками, чтобы никто другой не мог его прочесть».
Вот улыбается Кирилл Ковальджи — невероятно добр, невероятно чуток, светел, молод (оставил возраст далеко позади себя!):
«— Чем поэт отличается от графомана?
—Это одно и то же явление. Только одно — со знаком плюс, другое — со знаком минус».
Читая эти естественные, непринужденные разговоры, погружаешься в СТИХИЮ.
Стихи=я — ведь это тоже правда! Я есмь стихи, стихи есть я; а оба мы — великолепная, и праздничная, и горькая стихия. Вольный ветер, сметающий все на пути; или чистое небо, открывающееся взгляду доступной, почти домашней — и вдруг чужой и страшной — бесконечностью.
Какое чувство охватывает по прочтении книги?
В первую очередь — чувство причастности, ПРИОБЩЕНИЯ: ты находишься в непосредственной близости от поэта, ты проживаешь с ним куски его жизни, ты греешь руки над ним, живым, как над костром.
Чуть позже приходит ощущение неповторимости схваченного мига. «Остановись, мгновенье, ты прекрасно…» Прекрасны и благословенны были эти встречи Евгения Викторовича с поэтами нашего века; драгоценно то, что он запечатлел эти беседы, причем запечатлел с любовью, с пониманием, с деликатностью и вниманием.
И, когда книга уже прочитана и осмыслена,— становятся ясны ее масштабы: эти разговоры поэта с поэтами — бесспорная ЛЕТОПИСЬ времени, ибо здесь Степанов впрямую выступает как летописец, историк, фиксируя личность во времени и время — внутри личности.
Так сопрягаются величины.
Так правит поэт свою ладью в реке своих времен.
Так беседует поэт с поэтом, и результатом их раздумий вслух является не столько книга (ура книге!), сколько — тот незримый воздух истинного искусства, художества, новые идеи и образы, счастливые мысли, которые посетят благодарного читателя «Диалогов о поэзии» — и современника, и того, кто придет на эту землю, в этот мир после нас.