Материалы номера № 42 (93), 2013 г.

снова выпал снег и укрыл. у дверей
главпочтамта, напротив старого кинотеатра
замерзшая очередь ждет диалога
                                   с телефоном-автоматом.
            он опять не пришел на встречу, хотя

это не он должен быть канвою стихотворения, — только ты.
ты предвидел это раньше, выходя из меня,
как из-за угла, с извиняющейся миной
случайного прохожего, смущенного

приглашением на кофе. быстрая ретроспекция —
тоже был снег, тоже кончалось,
только скорое, как поезд, дыхание, выдавало
присутствие. настали новые времена и новые

смягчающие обстоятельства. теперь по-другому:
жетон замерзает в фалде рукавицы. не помню
номера, по которому надо звонить в случае чего.
оставляю очередь, к радости этих за мной.

эти такси! Проще было пройти
три квартала и один перекресток,
мертвые в четыре утра,
нашу пивную закрыли, но еще работает
любимый магазин, и любимая продавщица
простирает руки, как во время песни благодарения,
хорошо быть продавщицей в ночном, иметь
такую работу, мужика, который не пьет, собачиться
по утрам с клиентами, чувствуя за спиной
крепкие торсы охраны,
хорошо быть таксомотором, старым «мерседесом»,
на заслуженной пенсии,
хорошо быть ключом в замке и чувствовать себя
на месте, всегда на месте, как змейка в фонтане,
хорошо быть покорным телом — уже только телом —
в твоей власти, в такси, при включенном свете,
долгие три минуты слышать лишь вызовы
из ночного эфира, как хорошо внимательно
следить за мелодией, когда уже понятен ритм.
держишь на плечах будущее национальной культуры,
новую Марию Домбровскую — котик,
не будь слишком грубым.

Лампа рассвета в гостиничном номере. Как и в
каждом таком стихотворении, здесь тоже
относительный покой.
Муха перестала кружить. Кровь — остывает. Шум
сливного бачка, как водопад, в висках.
Необходимое условие.
Радио пусто внутри. Приходит к нам только
время, после себя самого и перед точно таким же.
Тут каждый гость, кто съезжает
откуда-то и зачем-то, или с кем-то. Вид из окна —
тоже хороший повод.
Познать и принять — это имеет смысл. В некоторых этого больше, в некоторых — меньше.
                                                                                   Но движемся — в сторону большего.

1994, французский класс. библия — сартр, фауст,
фон дэникен. чувственность еще впереди.
секс существует в скобках престижных свиданий,
что и когда мы должны — знаем примерно.
кто-то несчастье имел познать до конца
зигзаг вероятности, кто-то озабочен
делами левконои. каналы перцепции выходят из берегов,
даруя свободу плодам первых решений. ничего не знаем,
но уже чертим наклонную судьбы;
хотя каждая верит, что предохранится,
а если что —  не избавится.

мне кажется, что понимаю стихи, над которыми
думала несколько лет назад, что уже понимаю.
мне кажется, что понимаю и тебя.
так вышло, осталась одна.
со своим туманцем, амфетамином и перлами.
ибо поняла также песни.

прикрываю глаза, и уносится станция;
я усердно учусь: бидермайер, книжки,
битый час в очереди в музей.
но — приближается вагончик роковой, десант
изящных танцовщиц, дымок над кофе,
кокосовые сласти твоей матери, когда я забегаю
посудачить и слушаю рихтера,
которого раньше не слышала, прекрасно играет
и будет играть всегда: impassibilite,
indicible, я почти уверена; обычно
я много выдумываю и страдаю от этого, мои
обещания должны быть пустыми, как послевкусие
учебных пособий, как отраженье силуэта
в зеркале, которое стройнит, к которому крадусь я,
как в твой сон: снова осень,
тону на станции в слезах — не захотел
пойти со мной в постель.

ванна снова в твоих волосах, или то на что смотрим
достойно внимания или поможет нам синька и иные аспекты
крепких коктейлей или — не так уж много обид

впрочем неплохое развлечение если несмотря ни на что
это продлилось бы дольше если вообще есть возможность
продления этого самого сладкого дебета

смешна твоя попытка купить ящик
неубийственного пива: пустоте отчаянье не ведомо
так и угасла цивилизация в самом далеком из южных штатов

мы счастливы на время, комфорт всегда условен
приговоренные к пожизненному сроку сторговали викенд
прежде чем прокатиться с фатальным исходом

по автострадам теней
которые для некоторых еще только строятся

то, что называется литературной жизнью, потом
без надобности проникает в жизнь. переложенье переводов.
как бы рециклинг. и можно говорить без всякого смущения «сделай это».

как трогательно прошлое; несла вино в пластиковых
стаканчиках, еще не думая о трехместной
койке, вся трудах на благо культуры, в поезде, в слезах.

много гуляем, много ездим на такси. делаем это
в хороших отелях, в отелях похуже, в квартирах,
на полу, в мыслях, с другими людьми, по телефону.

цитирую из воображения — вместо калейдоскопа получила
микроскоп. для переводов у нас есть друзья-эксперты,
есть разбег, есть от чего оттолкнуться, есть адресат и открытка с джульеттой,

и глупая ревность к прошлому, которая не вме(отом)стит,
и стыд, и снисхождение, пансионат в совиных горах,
редакция любимого письмишка, и странное вдруг отчужденье,

и первый праздник без пожеланий наилучшего. смотрю на небо,
пустое и не рухнуло, и видно вот этот мир,
с которым нам придется быть в контакте.